Веда фыркнула, как потревоженный молодым конюхом боевой конь.
– Может, и лопаточку ему одолжите, чтобы за мной прикопал.– Отфыркавшись, процедила она и, развернувшись спиною в нечесаных золотых прядях, застучала каблучками, отмеривая ночную улицу.
Мужчины с пиететом следили, как тают в темноте звуки и золото. Опомнясь, Всеволод слабо и негромко крикнул вслед:
– Ты уверена, что тебе не…
Ответа ночь не дала. Шанаэль, не глядя на дракона, спрыгнул с дерева нарочито неуклюже и размял лапы.
Заострение меча.
Два вялых шага на четырёх лапах и перед носом дракона мелькнула пёстрая лента – леопардов хвост. Шанаэль без шуток исчез. Смылся он так, что ни одно зеркальце в сплошной, залитой светом Бриджентис листве, и не подумало шелохнуться. Всеволод полез следом, листья надавали ему пощёчин и бездушно проехалась за ухом тёплая ветка.
Стоял он во дворике. Впереди чернела пригласительно распахнутая дверь в дом. Он двадцать секунд разглядывал черноту, склонив дважды голову со свесившейся по прихоти ветки прядью – сначала на левое плечо, потом на правое плечо. С лёгкой улыбкой, врезанной в лицо и застывшей, он шагнул в тёмные сени. Четырёхугольник другой закрытой двери обведён светом. Всеволод не сразу подошёл к нему, и улыбка не покидала его губ.
В комнате, куда он вошёл, в углу стоял одноногий столик с большим коричневым чайником – его носик по-птичьи поприветствовал Всеволода – и двумя чашками без ручек и крохотными донцами. Чашки наполнял, повернувшись ко входу сгорбленной спиной, Шанаэль. Портупея лежала на полу, свернувшись. В сжатой комком лапе массивное птицеобразное тело чайника выглядело хрупким. На запястье другой лапы осталась кожаная перевязка с поблёскивающими вкрапленными камушками.
Шанаэль, не оборачиваясь, пригласил:
– Заходите, заходите.
И, повернувшись, подошёл к дракону с двумя чашками, говоря:
– Ай, старый дурак, одичал, забыл о вежливости. Там же кусты. Всё заросло к…
И он завершил извинительные речи крепчайшим ругательством, подходящим, скорее, к вкушению сурового сурийского лакомства – огненной воды – нежели старого вина. Аромат и, впрямь, был, что надо – пахло весною, но в тоже время и какой-то томящей затхлостью: плоды бродили вместе с паутиной.
Всеволод взял у хозяина чашку, которую тот протягивал, держа на трёх пальцах под донце.