Вдруг Веда почувствовала на себе такой же острый и внимательный взгляд. Не сразу она поняла, что это индифферентный владелец и распорядитель мастерской смотрит на неё. Смотрел он именно на шевелящиеся пальцы. Убедившись, что его внимание перехвачено, он не стушевался и отвернулся к обещалке, где открылась страница не с диаграммами, а с картинкой, вроде группового портрета.
– Похоже. – Пробурчал он по-сурийски, но посетительница так и не поняла, к чему относится реплика – к упомянутой части её персоны или к странице.
Страницу он, правда, не медля, залистнул. Вновь запрыгали иллюстрации технического порядка, относящиеся сугубо к сапожному искусству. Хвост обвил сук дерева. (Или это сук обвился вокруг хвоста? Движения Гарамы отличались такой замедленностью, что сразу и не разберёшь.)
– Это что за картина?
– Всякое… – Рассеянно откликнулся Гарама.
Рассеянность не выглядела наигранной. Как раз в ту секунду текущая страница без рисунков послушно увеличилась – расплылись, занимая выпуклое зерцало обещалки, слова, нанесённые киноварью и ещё более яркой жёлтой краской. Лист носил следы огня и воды, с маленькой прорехой у нижнего края.
– Так что насчёт сапог? – Осведомилась погромче Веда.
Гарама дёрнул ушами, давая знать, что слышит. (Или же он испытывал раздражение, как всякий, кого отвлекают в момент полной сосредоточенности.)
– Ну… – Прогнусавил он, поворачивая из номинальной вежливости морду в полупрофиль. Язык его ходил между зубов, помогая мыслям.
– Тогда было другое мировоззрение… – Проговорил он, невероятно затягивая гласные, споткнувшись почти на всех согласных, отчего речь его делалась труднодоступной.
Более он ничего не прибавил.
Всему, что говорено было в Ловарне, Веда внимала вдумчиво, – по выражению НН, применяемому к бедному Пусику, когда он отыскивал в открытом буфете какую-нибудь металлическую плоскую баночку и сидел над нею. Размышлял ли он над тем, что главное в баночке – это содержимое? Кто знает. Не следует приписывать другим собственные мысли. Слово, употреблённое Гарамой, кое-что напомнило Веде. У него есть мировоззрение, сказала НН однажды, застав кота бдящим над баночкой.
Ведь и у Веды было мировоззрение. Да, вообразите себе, – и у Веды было мировоззрение. А поскольку она сурийка до мозга костей – хотя она и не верила, что костями можно всерьёз думать – то впитала в себя, как губочка на сурийской среднестатистической кухне, всё, что ей предложили.