Я вздрогнула и почувствовала, что чужая рука меня отпустила. Да, почувствовала, но не увидела, потому что за минуту перед этим крепко зажмурила глаза. Ржание лошади уже некоторое время как перестало раздаваться в ушах, а я все стояла на месте и чутко прислушивалась к наступившей тишине. А потом поняла, что она была относительная. То есть не абсолютная, так как где-то рядом щебетали птицы. И тогда решилась открыть плотно сжатые веки.
– Что это? – озираясь, покрутилась на месте. – Это что?
Макса рядом не было, а я как была в поле перед лесом, так там и осталась. Вон, и кобыла моя в паре десятков метров тихо и мирно жевала траву. А еще вдалеке увидела коня мага, он трусил уже по дороге к городу. А оттуда, от города, в эту сторону кто-то скакал. Быстро. Даже пыль на дороге поднял столбом. Но рассмотреть пока всадника не представлялось возможным. Да и не до него было. Вот я и села на траву. Но это сделала скорее от отчаяния, что маг ушел, а меня с собой не забрал.
– Негодяй! Обманщик! Алхимик чертов! – сидела и, чуть не плача от растерянности, злости на Макса, негодования на судьбу, рвала травы рядом с собой, терзала их в руках и отшвыривала с шипением. – Неудачница! Никчемная я девица. Не могла крепче за руку держаться!!!
Но сколько ни ругай других или себя, а с действительностью приходилось мириться. А она была такова, что я осталась в этом мире, и ко мне приближались двое верховых. В первом узнала герцога, во втором, что отставал всего на несколько корпусов лошади, маркиза. Когда они приблизились и начали нарезать круги, в центре которых сидела я, отчего-то вся сжалась, а еще хотелось провалиться сквозь землю.
– Где Максимилиан? – спрашивал меня снова и снова Уильям Карельгтон, пока не пробился сквозь вату в моем мозгу.
– Ушел! – подняла на него, наконец, глаза, догадывалась, что они у меня были в половину лица. – Бросил здесь, негодяй, несчастную девушку, а сам…
Вот тут плотину моих слез и прорвало. Потому что именно в ту минуту осознала, что Макс уже был, наверное, там, у меня дома. Где ему быть, в общем-то, и не положено. А я, землянка, дите двадцать первого века, коренная москвичка и папина дочка, сидела здесь, на земле пригорода Амвия, рвала и кромсала от беспомощности и отчаяния луговые травы и лютики и размазывала грязными руками слезы по щекам.