— Ничего, Дэнгар, ты — не он, так что разберёшься, — пробормотал
я себе под нос. После этого попытался открыть дверь, но она была
заперта.
Я хотел было позвонить, но дверь открылась, а на пороге стоял
тот самый дворецкий — мужчина лет сорока, гладковыбритый, с
коричневыми волосами, на которых так много геля, что он был похож
на перца. Если недобрать геля, то будет хрень. Если перебрать, то
будешь похож на перца. И дворецкий был одним из тех, кто любил
второй вариант.
— Сёма, я дома, — улыбнулся я.
Обычно Дима ничего не говорил. Но раз я не Дима, а Дэнгар, то
теперь всё будет иначе. Хотя некоторые правила я всё же сохраню,
чтобы совсем не выбиваться из образа.
Дворецкий закрыл за мной дверь, когда я прошёл внутрь.
В гостиной дрыхнула бабуля в синем халате. В одной руке у неё
был вискарь, целая бутылка, а во второй — дробовик. На столе
валялись красные патроны. Некоторые из них были помятыми, потому
что бабенция закинула на них свои венозные ноги, на которые надела
розовые тапочки-кролики.
— Зинаида Петровна не дождалась вас, Дмитрий Михайлович, —
поклонился дворецкий. — Она начала бух… дегустировать новую порцию
виски без вас.
— Я вижу, — улыбнулся, глядя на свою бабенцию. А она ничё так,
поладим. Хотя память того Димона напоминала, что бабуля итак была
тем человеком, который любил меня таким, какой я есть. Причём
любила она меня не так, как мать, которая любила потому, что была
моей матерью. Нет, бабуся любила меня таким потому, что ей нравился
такой я. И именно поэтому я сказал, что надеюсь, мол, мы поладим.
Ибо я не собираюсь быть таким, как был тот Димон. Как минимум начну
с хорошего правильного питания и зарядки. Хотя нет, начну просто с
зарядки и питания. Хорошее или нет — покажет время.
Память сказала, что я живу в Белорусской Империи, а это значит,
что мне не терпится опробовать драники с мясом и со сметаной. А ещё
просто без мяса, но с маслом и со сладким чаем. В общем, планов
куча, но сперва нужно познакомиться с бабусей.
— Бабуленция! — гаркнул я так, что Зинаида Петровна подорвалась
и проделала дыру в потолке.
— Ауч! — послышалось наверху.
Память быстро напомнила, что это мой мелкий брат Андрюша,
которому двенадцать лет, но который тупой, как развёрнутый
угол.
Кстати, он просунул свою упитанную голову через дыру в потолке,
в его варианте — дыру в полу второго этажа, и сказал: