Помню, любил начинающим алкашам рассказывать про цирроз. И
описывал это как состояние, когда вечером засыпаешь с твердой
уверенностью, что хуже уже некуда, а утром понимаешь, что вчера еще
ничего так было. Вот и у меня то же самое, только без бухла.
МЯУ! Я все-таки смог повернуть голову, обнаружил сидящего рядом
с кроватью Барсика. Хотел переназвать черного мейн-куна после
диагноза, уж больно кличка напоминала про болезнь. Но котик уже
привык к своему имени, напрягать животное не стал.
— Погоди, сейчас придет Рита, покормит тебя, — я говорил тихим,
успокаивающим голосом, но Барсик продолжал негодующе урчать. На
самом деле громко я уже и не мог говорить. Сначала у тебя начинают
подергиваться мышцы по всему телу. Потом добавляются спазмы и
судороги. Нейроны отмирают, возникают проблемы с глотанием. Текут
слюни, как у новорожденного. Растет тотальная слабость по всему
телу, ты уже не можешь ходить — пересаживаешься в инвалидное
кресло. Мне повезло — ученики купили супер навороченную модель, с
поддержкой головы, мотором для езды. Мое кресло даже могло
спускаться по ступенькам. Прямо как у Стивена Хокинга, чью
фотографию я повесил в кабинете. Вроде мотивация. Ученый-то после
того, как заболел, сделал десятки открытий, написал сотни научных
статей, кучу книг. Вот и я смогу.
Не смог. У меня подтвердили быстропрогрессирующий БАС. От двух
до трех лет. Вряд ли больше. Лечащий врач так и сказал — «Вам,
Федор Александрович, уже можно писать завещание. Лечения не
существует». Я сам просил его не церемониться со мной. Как писал
кто-то из поэтов: «Лучше горькая, но правда, чем приятная, да
ложь». И вот тебе говорят все как есть, глаза не отводят, дают
ознакомиться с протоколом лечения. Точнее, протоколом паллиативной
помощи. Ибо сначала отказывает двигательные функции, потом речь,
наконец, дыхание. Можно довольно долго просуществовать на ИВЛ —
если, конечно, тебя не убьет госпитальная пневмония или
какой-нибудь сепсис, но конец всегда один. Ты умираешь, задыхаясь.
Во сне или...
МЯУ! Голодный кот скачком взобрался на кровать.
— Жди сиделку! — попытался успокоить я пушистого. Но какое
там... Мейн-кун смело пошел по телу вверх. Семь разожравшихся
килограмм.
— Нет, Барсик, назад!
Я попробовал согнать животное с себя, но как назло накатил новый
приступ слабости, Библия вслед за телефоном полетела вниз. Кот
добрался до грудной клетки, замер.