Внутри ресторана ещё слышны звуки праздничного банкета, но мне
туда уже не хочется. Кажется, что какая-то очень важная страница в
моей жизни сегодня перевернулась и больше уже никогда не будет
открыта.
Не спеша, я иду по набережной, смешавшись с весёлой толпой
отдыхающих. Жадно ловлю звуки музыки с открытых веранд кафе и
ресторанов, которые перебивают друг друга.
Вдыхаю свежий морской воздух и слушаю плеск волн.
Повинуясь минутному порыву, я подхожу к самому парапету. Туда,
где вода плещется прямо подо мной. Достаю из кармана колоду карт.
Правильную колоду, без шестёрок.
И по одной, плоско, точно блинчики, запускаю их в тёмную воду
Чёрного моря, надеясь, больше к ним никогда не прикасаться.
Бросив последнюю, я отряхиваю руки и оборачиваюсь.
— Евстигнеев Фёдор Михайлович? — окликают меня.
Я оборачиваюсь на зов и вижу мужчину непримечательной внешности,
который стоит возле серой 21-ой Волги. Автомобиль на Набережной —
сам по себе нонсенс.
Сюда в пешеходную зону просто так не пустят. Да и мужчина на
вид, прямо скажем, специфический. Некоторые профессии накладывают
на внешность неизгладимый отпечаток. Это я вижу и как писатель, и
как игрок.
— Он самый, — не вижу смысла отпираться. — Чем обязан?
— Позвольте с вами побеседовать, — говорит мужчина.
— О чём?
— О том самом, чем вы только что загрязняли акваторию
Черноморского побережья, — усмехается он. — О картах.
***
— Витя, там тебя Егоров вызывает, — голос недавно переведённого
из Киева коллеги отвлёк следователя ялтинской прокуратуры Виктора
Сергеевича Болотина от достаточно тяжких дум.
А всё дело было в деле, вот уж неловкий каламбур на грани
тавтологии, которое Виктор Сергеевич тащил уже несколько дней. А
именно об убийстве залётных шулеров.
То, что орудует целая банда, стало понятно практически сразу,
одиночке такого просто не совершить, плюс экспертиза показала, что
убивали жертв минимум двое и эти двое точно знают, как браться за
оружие. Раны на телах жертв даже не говорили, а буквально кричали
об этом.
В связи с этим Болотину было даже как-то не по себе от того
нелепого наезда на московского писателя, как там его? Евстигнеева,
да. Это только на первый взгляд он производил подозрительное
впечатление, а на самом деле ну никак не мог ни в чём подобном
участвовать.
Но не это было главное. Главным было какое-то звериное чутьё,
которое, как у хорошего следака, было у Болотина. Виктор Сергеевич
нутром чувствовал, что убийство это не последнее.