Они были очень удобны.
Правда, отсутствие рифлёных следов на снегу говорили о том, что
в этой местности подошвы изготавливали неизвестным мне
способом.
Несмотря на то, что в сапогах мне было тепло, стопа ощущала все
неровности снежного наста, иногда вызывая неприятные ощущения.
Я был одет в засаленный тулуп из овчины не первой носки, его
вытертая поверхность говорила о том, что он пережил три или четыре
поколения разносортных хозяев.
На груди я увидел заштопанную заплату, из-под которой
пробивались бурые пятна потемневшей от времени крови.
Ого! Возможно в нём кого-то убили. Удар пришелся прямо в
сердце.
Меня позабавила мысль о том, что я ношу одежду, снятую с
мертвеца. По правде говоря, я их никогда не боялся.
Похвалив себя за фантазию, я переключил внимание на окружающие
строения.
Добротные кирпичные дома с трапециевидными фасадами пыхтели
уютом и теплом через свои дымоходы.
Преимущественно двухэтажные жилища источали ароматы своих
домашних очагов. Я представил, как хозяйки домов внутри стен
готовят свою стряпню. В целом городок оставлял впечатление милого
местечка.
Я пригляделся к людям. Странная одежда, обувь на мужчинах.
Белые передники на женщинах и немаловажная деталь: на верхней
одежде у людей отсутствовали карманы.
Я стал осматривать свой тулуп похлопывая себя по бокам, но так и
не нашел карманов. Зато обнаружил на поясе красивый охотничий нож с
деревянной ручкой.
Люди выглядели так, словно жители селения были родом из другой
эпохи.
Может тут фильм снимают? Но ни камер, ни прожекторов с
зонтами-отражателями, ни киношных фургонов, как правило, в изобилии
присутствующих недалеко от места съемок, не было видно.
Впереди плелась тяжело груженая повозка. Под вязанками хвороста
я сумел различить силуэты двух больших бочек. Рядом с повозкой,
понурив голову неторопливо плелся огромный монах.
Я мог поклясться, что ширина его плеч достигала метра, а рост
составлял два двадцать или около того.
Казалось, что он занимал больше места на узкой дороге, чем две
его лошади, впряженные в телегу.
Я быстро догонял повозку. Поравнявшись с монахом мне почему-то
захотелось его подколоть. Это была несвойственная дерзость.
— Батюшка, я вижу в этот раз вы нормально затарились
винишком.
Монах остановился, посмотрел по сторонам и убедившись, что нас
никто не видит грозно перевел взгляд на меня.