Пытаясь встать, он вдруг сел обратно, вспоминая пронизывающий
взгляд эльф в той темнице.
— Ланса, а то место где я был, это местная темница?
Девушка задумчиво коснулась пальцем подбородка:
— Не совсем. Скорее, это комната для коллекции Вергеля, он
держит там свои игрушки. И вас туда зовет, как бы демонстрируя, где
ваше место. А почему вы спрашиваете?
— Я видел там эльфа, — Дроздов помолчал, вспоминая и остальных.
— Он может быть не полукровкой?
— Опишите его, — вдруг тихо попросила Ланса.
— Темные длинные волосы, глазищи такие жуткие, голубые, что аж
светятся.
Девушка тяжело вздохнула, сунув руку себе в лиф. Оттуда она
достала написанный маслом портрет, показывая его королю:
— Это ведь он?
— Он самый! — Лукас похлопал глазами. — Кто же он такой-то?
— Наш лидер, — тихо, почти шепотом сказала Ланса, прижимая
рисунок к груди. — Бальфур… Его поймали буквально пару недель
назад. Он сделал так много для эльфов, как никто другой. Только
благодаря ему у нас есть деревни, возможность быть среди людей и
остатки… самих себя. Без него эльфам больше нет житья. Бальфур был
надеждой.
Постепенно, в голове Дроздова формировалось какое-никакое
представление о делах королевства. Пока помнил, а Ланса
откровенничала, Лукас спросил:
— А о «Восставших» что-то знаешь?
Эльфийка, утерев нос, спрятала фотографию и разгладила свою
юбку.
— Кто ж о них не знает? — она неоднозначно пожала плечами. —
Банда совершенно отпетых разбойников. Или, правильнее сказать,
наемников. Берутся за всю грязную работу, уже полвека остаются
безнаказанными.
— И какова позиция короны?
Ланса вдруг рассмеялась, прикрывая аккуратненький рот
ладошкой.
— Вы и есть корона, Лукас!
Дроздов покраснел.
— Ну… — он откашлялся. — Я имею в виду… до этого у всех какая
была? У моего деда, моего отца.
— Неоднозначная, — девушка встала, поднимая миску с водой и
тряпочки. — Особо с ними никто не воевал, но и внимания короны они
не получали. Я вообще не очень разборчивый чело… эх, я не
разбираюсь в этом, в общем. Вам лучше искупаться и завтракать,
скоро будет урок.
Дроздов только хотел возразить, что была же ночь, как девушка
одной рукой раздернула шторы, пуская утренний холодный свет в
комнату.
Не слушая её, Дроздов мягко и медленно лег обратно, постанывая
от боли пока никто не слышит.
Он смотрел в потолок, поднимая руку и останавливая взгляд на
своей ладони. Такая маленькая, ещё совсем ребенка. Но в ней лежит
ответственность, боль и обязанности за все королевство. Все народы.
Но его настоящие руки куда больше.