— Спасибо, — я сунул ключ-карту в карман и двинулся наверх.
Допросные находились на втором этаже. Задержанных держали
исключительно по одному во множестве тесных одинаковых камер, чтобы
они не могли сговориться. Это еще одна психологическая уловка: мало
кто чувствует себя уютно в гробу, а именно их эти камеры и
напоминали. Единственный способ выбраться отсюда — это рассказать
всю правду. Сдать все свои захоронки и криптокошельки.
Именно этой информации мне и предстоит добиваться от
задержанного должника. И хорошо, что он уже прошел первичную
обработку, так будет проще. Впрочем, что-то мне подсказывает, что
конкретно с этим кадром ничего легко не будет.
Официально мы применяли только разрешенные законом гуманные
методы допросов. Такие же, как и в полиции. Очные ставки, поиск
улик и прочее. Но на самом деле все было совсем не так. Ни у нас,
ни у полицейских.
Удивительно ведь, нигде не случается так много сбоев в системах
видеонаблюдения, как в полицейских участках и долговых тюрьмах. И
эту закономерность до сих пор никто не заметил. Как так?
Поднявшись по лестнице, я прошел мимо ряда дверей, за которыми
не было слышно ни звука. Допросные полностью изолированы. Ну а как
иначе, нельзя же смущать простых клерков всхлипами, стенаниями и
воплями.
Приложив ключ-карту к считывающему устройству, я дождался, пока
створка отъедет в сторону, и вошел в помещение. Идеально белое и
стерильное. Материал тут специальный, чтобы кровь, мочу, кал и
другие биологические жидкости было легко отмывать.
Но кровь не приветствовалась. Мало ли, вдруг инспекция, и нужно
будет предъявить задержанных? Так что подходить к делу нужно было с
умом. Не как раньше, на улицах, когда достаточно было сломать
должнику пару костей, выдавить глаз или еще что-то. Тут все-таки
высокая корпоративная культура.
Нисбаев был привязан к металлическому стулу, такому крепкому,
что его не сломаешь. Они, кстати, продаются в самых обычных
магазинах, и Маруська как-то предложила купить такой нам домой.
Потом долго спрашивала, почему я изменился в лице.
Должник посмотрел на меня ошалевшим взглядом. Вот она — суть
первичной обработки. Мы постоянно находимся в информационном
потоке, наши органы чувств перегружены всем на свете: зрительными
образами, шумом города, разговорами окружающих, вездесущей
рекламой. И вот тебе программно блокируют весь интерфейс, помещают
в тесный «гроб», оставляя в полной темноте, и включают из динамиков
белый шум. И оставляют так часов на двенадцать-шестнадцать.