Накрыл лицо нещадно брыкающегося и дергающегося должника
ветошью, выпрямился и включил воду. Прозрачные струйки потекли из
лейки на лицо, послышался громкий крик, несколько судорожных
вдохов, а потом он стал биться еще сильнее. Вода же стекала в
специальные отверстия в полу. Очень удобно — если кто-то спросит,
зачем здесь вообще шланг и ветошь, то можно всегда ответить, что
для уборки.
Частота сердцебиения на биомониторе стала расти, я выждал секунд
тридцать, не дожидаясь, пока она дойдет до красной отметки, после
чего выключил воду. Наклонился, снял тряпку с лица Нисбаева,
который судорожно пытался вдохнуть, а получив такую возможность,
стал втягивать в себя воздух, будто загнанная лошадь.
Ну, по крайней мере, так писали в книжках, которые я читал.
Естественно, что настоящую живую лошадь мне никогда не увидеть.
— Ну что? — спросил я. — Еще попьешь или сразу заговоришь?
Ответ должника заглушил белый шум. Иногда это очень удобно. Так
ведь услышишь что-то в свой адрес, разозлишься, а в моей работе
лучше быть абсолютно спокойным.
— Как хочешь, — пожал я плечами. — Значит, у тебя будет очень
долгое утро.
Я вернул тряпку на место и снова включил воду.
***
Провозился я с ним часа два с половиной, орешек оказался уж
очень крепким, ругался и матерился. Пришлось придумать кое-что
поинтереснее обычной пытки водой, но в конце-концов, он все-таки
сдался и выдал доступ к своим криптокошелькам. Я переслал их
дежурному, который должен был передать данные выше, тем, кто будет
изымать деньги, вымыл руки и вышел. Приводить должника в порядок и
отводить его обратно в камеру уже не входило в мои обязанности.
И вот теперь я сидел в машине у здания управы и думал, что мне
делать дальше. Время клонилось к одиннадцати, и у меня было право
взять часовой перерыв за свой счет. Я заедал голод домашним
сэндвичем. До чего же я стал твердокожим подонком — вчера перебил
кучу народу, сегодня несколько часов без перерыва истязал человека,
а теперь спокойно ел бутерброд, заботливо приготовленный женой. И
никаких душевных терзаний.
Ехать в столовую особо не хотелось, и я решил вызвонить Гришу.
Вчера мы с ним здорово поругались, а потом душевно побратались, но
я по-прежнему не до конца понимал, что чувствую по этому поводу.
Теперь он знал правду обо мне. Больше врать не надо. С другой же
стороны... Простил ли он меня за весь тот поток лжи, что я вылил на
него за последние три года?