Детский голос звонко прокричал:
– Вставай, чего лежишь, все уже пришли, а ты лежишь. Вставай!
Я попыталась открыть чугунные веки, но не смогла и голос опять повторил:
– Вставай! Не ленись, делай что-нибудь!
С трудом мне удалось раздвинуть губы и прошептать:
– Не могу…
– Все пришли, а ты ленишься.
– Не могу…
– Тогда мы тебя здесь оставим.
– Где…
– В Пустоте.
– Нет…
– Вставай.
Чугун не разгибался, я уже исцарапала все пальцы. Почему течёт кровь, если пальцы, всё тело из металла. Но каждая капля крови, вытекавшая из царапин, разъедала скафандр, он откалывался большими кусками и улетал в тёмную пустоту космоса. Боль уже колыхалась острыми гранями по коже, начинала проникать в тело, ломать кости. А весёлый голос требовал:
– Не ленись, мы ждём, вставай… вставай…
И куда вставать в безвоздушном пространстве, ногам опоры нет, особенно когда все кости поломаны. Уже несколько детских голосов закричали:
– Нам некогда, вставай. Вас двое, она умрёт, если ты не встанешь.
Мари! Воспоминание пронеслось молнией, и я взмахнула рукой, показалось, что она сразу оторвалась, такая была боль, но тут же дети обрадовались и успокоили:
– Встала, она встала, мы уходим, теперь сама.
С трудом открыв глаза, я сразу застонала от боли, кто-то рядом прошептал:
– Рина… ласточка ты наша…
Но темнота опять окружила, и я улетела в неё, превратилась в маленькую звёздочку.
Тихонечко постанывая от боли, я лежала на постели, а Фиса оборачивала меня в зелёную простыню. Рядом со мной лежала Мари, уже завёрнутая как кокон. Только она не стонала, героически переносила боль.
– Лебёдушка, птица сизокрылая, ласточка…
– Фиса… я лягушка на асфальте…
– Она, она, лягуха самая что ни на есть, лапки в стороны раскидала…
– Больно же…
– Ты глянь, как девица наша терпит, ни словечка, ни стона…
– Я старая, мне можно.
И Мари подала голос:
– Рина… как ты смогла…
– Мари, как видишь, не могу молча, а ты молодец…
– Как ты смогла всё вытерпеть?
– Машенька, ты не вороши, нашей ласточке сейчас силы нужны, да и тебе тоже…
– Не буду.
Как оказалось, в сознание мы пришли одновременно, только я потом опять рухнула в темноту, а Мари смогла удержаться. Поэтому Фиса её уже в третий раз оборачивает, а меня всего во второй. Больно ужасно, кожа чувствует прикосновения мягкой ткани, как будто её натирают наждачной бумагой.
Вито и Роберт куда-то исчезли, вокруг нас суетилась только Фиса. Но простыни уже были готовы, значит, кто-то помогал ей. И получается, что не дни лежания, а часы, может минуты. На мой вопрос, где все, Фиса только вздохнула: