Нельзя недооценивать немолодых женщин, даже если они не в твоем
вкусе. Груня оказалась страстной матюркой. И, похоже, очень ценила
молодых партнеров. Шансов отвертеться у меня не было с самого
начала, как только я переступил порог общежития неделю назад.
Подумать только — всего неделю! А ведь за эти семь дней я успел
нажить недругов и очень хочется надеяться, что друзей — тоже.
Как-то влился в коллектив, стал нужным «лучшим людям» города.
Провернул сомнительную с точки зрения нынешнего закона коммерческую
сделку.
Что еще? Трижды переспал с разными бабами, причем — не по
собственной инициативе. Обзавелся не бог весть каким барахлишком и
пока что дутым авторитетом у своих подопечных. А самое главное —
как-то сжился со своим новым телом, к которому моя грешная душа
приговорена, надо полагать, до конца жизни. У меня опять мелькнула
безумная мысль о том, что неплохо было бы поговорить с кем-нибудь о
том, что со мною случилось. Не с парторгом, разумеется, но есть же
в этом городке церковь?
Пока я об этом размышлял, мне исповедовалась комендантша.
— Думаешь, я по своей воле в этой дыре оказалась?.. — плакалась
она мне в жилетку, которой сейчас на мне не было, как и всего
остального. — Фигушки!.. Я закончила плехановский в Москве... Могла
бы сейчас в Минторге отделом руководить... Надо было только замуж
за москвича выскочить... Я девахой была ого-го... Кровь с
молоком... Вот через это и погорела... Профессор один, старый
пердун, соплей перешибешь, все ко мне клеился, ну я его и
бортанула... А он, как оказалось, входил в комиссию по
распределению выпускников, ну и припомнил мне свой конфуз... Пусть,
говорит, едет Аграфена Юльевна, укреплять кадры нашего славного
общепита на периферии... Вот и сослали в этот Литейск... Я поначалу
здесь в гору пошла...
Договорить плехановка не успела. В дверь комендантской вдруг
загрохотали кулаком. Груня подскочила, как ошпаренная, не зная за
что хвататься — за трусы или халат? Так и не решила, высунулась из
закутка в «кабинет», гаркнула:
— Какого хрена?!
— Аграфена Юльевна, — послышалось из-за двери. — Беда! Сорокин с
третьего этажа навернулся...
Прикрытого простынкой Петюню втащили в кузов «РАФика». Врач
вытряхнул из пачки родопину, сунул ее в зубы, похлопал ладонями по
карманам в поисках спичек. Чья-то рука сунула ему под нос
трепещущий над зажигалкой огонек. Доктор подкурил, кивнул
благодарно, засипел цигаркой.