-- Почему же, -- пожал плечами я. -- Мое отсутствие результатов
и есть главный результат. Неупокоенная душа не была грешной. Она
была одного со мной дара, при жизни говорила с мертвыми.
-- По-вашему, значит, ее не нужно упокаивать, пусть бродит?
-- Это значит, что она упокоится сама, когда закончит начатое ею
дело. Главная трудность не в этой последней душе.
-- А в чем ваша трудность?
Я махнул рукой, подхватил с земли собаку и пошел прочь.
Крепкие у меня, должно быть, нервы. Терплю. У меня нет
трудностей. Это у них трудности. Отчет в братство мне придется
написать свой.
Неупокоенная ведьма прячется от меня нарочно, чтобы я искал
причину ее неупокоенности по всей Бромме или по окрестным фермам,
лесам и лугам. Меня и мой дар она видит точно так же, как увижу ее
я, если встречу. Увижу и упокою -- эти заклинания, в отличие от
обратных, поднимающих мертвых и вызывающих духов, крайне просты и
затвержены мной еще в Аннидоре. Три раза по три слова, и дух
окончательно уйдет за грань видимого мира. Духу будет больно,
потому что он останется с грузом незаконченных дел и незавершенных
намерений, но... Поэтому-то дух и избегает встречи со мной. А от
живых в моем деле помощи мало. Рассказывать про боль мертвых живым
-- все равно, что пытаться объяснить погрешности нечистого
музыкального исполнения человеку без слуха. У него просто нет
инструмента восприятия того, о чем я ему буду говорить. Он будет
хлопать на меня глазами, недоверчиво качать головой -- как так, я
слышу что-то, чего не слышит он, наверное, я вру о том, чего нет.
Потом еще заявит что-нибудь вроде: "А я не согласен!"
Но кто тебя спрашивает, милый мой, согласен ты или не согласен,
когда есть объективные критерии. Конечно, ты не согласен. Вы,
живые, глухи, вам наплевать на дела мертвых. Вы говорите: "Он
мертвый, ему все равно". А мертвым не все равно. И мне не все
равно, я еще не привык, что могу задавить силой какое-нибудь
несчастное привидение, вырвав его из этого мира и отправив вон.
Делать нужно правильно. Или не делать вообще. А правильно -- это
чтоб совесть не болела. Глупо это все. Во мне слишком много
человеческого, а ведь я имею дело не совсем с людьми. Во что я
ввязался? Кто это сказал, что колдовство для имеющего крепкий дар
-- просто, весело, и не влечет душевных терзаний, поскольку
уголовные уложения на тонкий мир колдовских энергий не
распространяются?