- А я? – в голос взвыл Коста,
жалобно, со слезой глядя то на высокое начальство, то на
удаляющихся мастеров. – Я задаром работал, что ли?
- Почему это задаром? – изумился
Зван. – Тебя князь кормит, учит и жалование тебе платит. Иди в
город, и долг свой исполняй, раз уж в это дело ввязался. Ты же пес
государев. Забыл?
- Жлобы несчастные, - пробурчал
Коста, и двинул за кузнецами в город, где все больше нарастал
шум.
– За жалование я бы сейчас на базе у
печки сидел, воздух портил и уроки делал. Что тут у нас? Ну, хоть
так! - довольно сказал он, пересчитывая содержимое кошеля,
вытащенного по дороге из-за пазухи рыжего.
– Шесть рублей! Неплохо, оказывается,
за такие дела платят! А я и не знал. Эй, парни, меня подождите! –
заорал Коста, и припустил со всей мочи. - Я точно знаю, куда идти
надо! Мы с вами до заката еще пару ходок сделаем!
Коста не знал, куда идти, но
выпустить из своих рук инициативу вместе с деньгами он не мог
никак. У него было стойкое подозрение, что у каждого из самых
горластых заводил он найдет точно такой же кошель с шестью
полновесными новгородскими рублями. Тут пахло хорошими деньгами, а
Коста никогда не ошибался в подобных вещах.
- Тут стойте, - скомандовал он
кузнецам, когда они подошли к толпе, окружившей особенно крикливого
мужика. – Ждите меня, я быстро. Тут народ что-то совсем разошелся.
Если господь будет сегодня милостив к нам, то сразу двоих
притащим.
***
Князь был совсем плох. Он лежал уже
третий день, не приходя в сознание. Лицо его осунулось, под глазами
залегли черные круги, а изо рта вырывалось хриплое дыхание. Сухой,
как терка язык показался из бессильно раскрытого рта. Таким его
увидели бояре, когда их допустили посмотреть на него. У двери
спальни стояла стража, которая готова была разорвать любого, только
увидев резкое движение. Они со стыда готовы были сквозь землю
провалиться. Не уберегли они своего князя, что по понятиям того
времени считалось бесчестьем на всю жизнь. У германцев, коли вождь
в бою погибал, воин из ближней дружины мог и в петле жизнь свою
закончить. На него же после такого позора даже шелудивая собака
ноги не поднимет, побрезгует. Знать княжества, убедившись в своих
самых худших предположениях, шла в Думную палату. Им оставалось
только ждать. Тем более, что ворота княжеской цитадели были закрыты
наглухо. Никто без разрешения Горана не мог сюда войти, и никто не
мог отсюда выйти.