Конечно, это было неправдой. Всё офигеть как критично. Но не
срывать же папу с важных переговоров…
— Ничего не было, слышишь? — в голосе Андрея уже отчаяние.
Забеспокоился как. Моё молчание его явно напрягает. Я бы
позлорадствовала, но не могу. Меня трясёт от накрывающего
окончательно осознания, что вся наша любовь односторонней была.
Только моей. Для него — лишь циничная игра. Как я могла не
замечать?..
— Я ведь только тебя люблю, маленькая, — говорит с таким
чувством, что предательский всхлип всё же срывается у меня с губ.
Так правдоподобно…
Как и всё в нашей жизни.
Затыкаю себе рот рукой. Дрожу, оседая на пол.
Не хочу… Не хочу плакать при Андрее, да и вообще показывать ему,
насколько мне больно. Будто этим не просто выдам себя, а обезоружу.
Стану максимально уязвимой, хотя куда уж больше?
И разве сильнее ударить он сможет вообще?
— Соф… — надрывается там за дверью Андрей. — Ты скажешь
что-нибудь?
Видимо, не слышал всё-таки всхлипа и думает, что я говорить
способна. Представляет хотя бы, что я испытываю? Сомневаюсь. Для
него ведь, как оказалось, естественно играться с чувствами людей,
использовать их, ходить по головам. На такое способен только не
просто циничный, а даже бесчувственный человек.
Вспоминаю наши ночные прогулки по городу, долгие объятия,
свидания самые разные, первый секс… Во всех смыслах первый — Андрей
ведь единственный мужчина в моей жизни. В ту ночь был так
нежен…
Давлю в себе новый приступ рыданий и вместо этого хватаю первый
же попавшийся тюбик — кажется, это его шампунь — и швыряю в дверь.
Просто чтобы хоть что-то выплеснуть, а то меня уже разрывает. Даже
от этого жеста легче не становится, просто трясти начинает.
Андрей там затих. Надеюсь, свалил? Не слышу больше, как
скребётся.
Сердце пропускает удар — потому что через несколько долгих
секунд всё-таки раздаётся его тяжёлый вздох. Кажется, муженёк всё
ещё там. Видимо, просто замер статуей после моего броска.
— Соф… — зато теперь очухался, снова пытается ко мне воззвать,
хоть и сдавленно как-то, почти робко. — Я клянусь тебе, я люблю
тебя, — с каждым новым словом его голос снова крепнет и набирается
уверенности, такой решительной, что даже не по себе. — Мне никто
больше не нужен. Разве я хоть раз давал повод…
— Уходи! — не сдержавшись, кричу.
Да, голос дрожит и срывается от визгливых ноток, но хотя бы
сказать получается. Уже что-то.