Под потолком заработала трансляция.
За никуда не исчезнувшим ревом слышно было не очень отчетливо, но
все же разобрать можно:
– Дамы и господа, говорит командир
корабля. Самое страшное позади, мы снизились до высоты три тысячи
метров, теперь вы можете дышать без помощи кислородных масок. Мы
направляемся в аэропорт города Варшава для совершения вынужденной
посадки. Просьба, насколько это возможно в нашей ситуации,
сохранять спокойствие и присутствие духа, в настоящее время
опасность нашему воздушному судну более не угрожает. По прибытии в
аэропорту нуждающимся будет оказана необходимая медицинская помощь.
Благодарю всех за проявленные мужество и выдержку и поздравляю со
спасением. Черт возьми, братцы, мы с вами под счастливой звездой
родились, не иначе! Одной ногой уже на том свете были! – закончил
бравый пилот совсем уже неформально.
После посадки, состоявшейся примерно
через полчаса, аплодисменты в салоне не смолкали несколько минут.
Настя исступленно лупила ладонями вместе со всеми. Артем, к
которому она подошла при первой же возможности, хлопать не мог:
левая рука его была вся ужасающе-бордовая и здорово опухла. А вот
пани Горской в салоне и вовсе не было. И как раз в ее тринадцатом
ряду в борту самолета на месте расположенного там когда-то люка
аварийного выхода зияла аккуратная овальная дыра, в которую были
хорошо видны замершие на посадочной полосе пожарные и санитарные
машины.
Похоже, не прислушавшись к
предостережению пилота, пани Горска все-таки сошла на ходу.
[1] Одну минуточку! Мне нужен мой
багаж! (Пол.)
[2] Да, конечно. (Пол.)
«Ковчег», день третий
– …тоже странно.
– Что? – оторвавшись от блокнота, над
которым корпел, сочиняя Конституцию «Ковчега», Олег поднял глаза на
Инну. – Извини, я прослушал.
– Я говорю, странно, что все жертвы,
не считая Руслана, из одной и той же группы – Тёминой, – повторила
девушка.
– Да, я тоже уже об этом думал… –
согласился он.
– А уж я-то как думал! Просто рок
какой-то! – бросил с другого конца рубки сам Тёма. В помещении они
находились втроем: Галя уже часа три, как сидела под замком в одном
из боксов-изоляторов медотсека (их двери невозможно было открыть
изнутри, только снаружи), а Вербицкий, собственно, ушел в очередной
раз с ней побеседовать – минут тридцать назад, дождавшись
возвращения отправленного им с каким-то поручением «в народ» Тёмы –
«правило трех» соблюдалось неукоснительно, по крайней мере здесь, в
рубке.