Андрей перевернул сумку, вытряхнул содержимое. На асфальт
посыпались цветные карандаши, ломанная офицерская линейка,
несколько гильз и затертый ластик. Андрей отпустил планшетник, тот
упал, дернул ремнем старику шею. Затем Андрей бесцеремонно сцапал
бинокль, поднес к глазам, посмотрел, понял, что он настолько же
нужный, как и карты, бросил.
- Пошли, - буркнул он мне, зашагал к штабу. Я еще несколько
секунд стоял с «главнокомандующим», чувствуя себя до крайности
неловко. Глядя в увлажнившиеся глаза старика, промямлил извинения,
затем поспешил за Андреем.
Мы продолжили поиски по кабинетам. В одном из них в ворохе бумаг
Андрей выудил какую-то бумагу, сел на подоконник, подставил ее под
свет, забегал глазами по строчкам. Пока он читал я пошел шерстить
другие помещения.
Зашел в очередную комнату, ничем не отличающийся от прочих.
Взгляд заскользил по пыльному окну с подтеками, по анкерному крюку
для жалюзи, по серому беленому потолку (после трещины у Тереньтича,
в целях безопасности я взял за правило смотреть на потолки),
местами потрескавшемуся и вздувшемуся пузырями. По углу спустился к
ДСПешному шкафу, прошелся по портрету какого-то малохольного
мужичка с въедливыми глазками и мерзкой улыбкой, по полкам
заставленным книгами, по ряду дипломов и грамот с печатями,
обрамленных в серебристые рамки и только тут меня прострелило.
Просто прошило от макушки до пяток. «Какой к черту портрет?».
Взгляд метнулся обратно, пролетел по грамотам с дипломами, по полке
и остановился на физиономии. Между мебелью, прижавшись спиной к
стене, стоял человек в синем комбинезоне, очень похожий на Шурума.
Он пристально смотрел на меня и хищно улыбался. В руках, так и есть
Шурум, сжимал помповое ружье. «Как он здесь очутился? Откуда?», -
мысль завибрировала, загудела в голове, как натянутая струна. Пока
таращился на Шурума, мне между лопаток ткнулось что-то твердое. Я
пискнул и обернулся. Сзади стоял не Яхо, как следовало ожидать, а
Гжегош. В отличие от Шурума он не улыбался, а был серьезен и очень
напряжен. Я кожей чувствовал, как пистолет в его руке
подрагивает.
Осторожно ступая, как-то плывуче Шурум отделился от стены и
приблизился ко мне вплотную. Так, что я мог ощущать гнилостное его
дыхание. Шепотом он спросил:
- Где Рэмбо?
Я силился понять вопрос, смотрел на Шурума и только тупо моргал.
От страха и неожиданности меня, словно вытряхнули и набили ватой,
оставив в голове малость серого вещества. Я разучился понимать
русскую речь и тем более внятно отвечать. Почувствовал, как от стоп
колючий холод расходится по ногам вверх к коленям, будто босой стою
на леднике и индевею.