— Вообще-то у меня дела! — попыталась возмутиться я.
— Считай, что покель болотниц не изведёшь, нетуть у тебя других
делов, — угрожающе проскрежетал леший. — Знаю я тебя, Яга. Сиди тут
да колдуй. И спасибо скажи, что лес твою ворожбу скрывает от
досужих глаз. Кощеич ясно всем колдовать запретил, а ты, вон,
личину нацепила и ходишь, как ни в чём ни бывало.
— Можно подумать, ты запрет блюдёшь, — тихо проговорила я.
— Блюду. Не по своей воле, но блюду. Оттого болотницы-то и
распоясались. Утекают силушки мои, вот они и обнаглели, зыбочницы,
повылазили из трясин своих. Не к добру!
Я аж чуть не поперхнулась от такого заявления. А леший — к
добру, что ли? И что у них там за Кощеич такой, раз сам леший его
опасается. Явно не из тех злодеев, что в колодец плюнул, сани летом
не подготовил или дарёным коням зубы разглядывал…
— А если мне понадобятся какие-нибудь ингредиенты? — не желала
сдаваться я.
Шансов выжить в лесу и добраться до людей у меня и без того было
мало, не хотелось, чтобы избушка окончательно превратилась в мою
тюрьму.
— Покличешь, я тебе нужное вынесу, — скрипнуло чудовище. — А
твоей ноги чтоб в лесу не было. Коли за пределы поляны заступишь,
так я сразу почую. Усекла?
— Знаешь, без должного ты уважения с Ягой разговариваешь, —
недовольно заметила я, подавая лешему ещё один кувшин.
— А с чего б тебя уважать, карга? Токма и ищешь, как бы кого
оболгать да вокруг пальца обвести.
С этими словами леший опрокинул в себя ещё один кувшин.
— Ну и возвращайся тогда в свой лес, — буркнула я. — Через три
месяца результат проклятия сам увидишь.
— И правда, засиделся я. Бывай, Яга.
Лесное чудовище со скрежетом поднялось и медленно вышло прочь из
избушки. Я спешно заперлась изнутри и сползла по двери на пол. Нет,
я не Маргарита, чтобы таких гостей пачками принимать. Хотелось
завернуться в половик и завыть. Но ещё сильнее хотелось домой.
Только теперь до меня дошло, что желание-то загаданное не
исполнилось.
Я бросилась к зеркальцу.
— Свет мой зеркальце, скажи, а почему желание не сбылось? —
сжала я его в руках и с удивлением заметила, насколько оно
изменилось.
Оправа покрылась патиной, само зеркало постарело и потемнело, а
кое-где от углов поползли некрасивые рыжие пятна.
— Потому что ты дура, — хмыкнуло зеркальце, вырывая меня из
процесса созерцания.