Немногословный, спокойный, трудолюбивый – таким знали его в
старом Салерно и в порту. Соседи видели его и другим, но никто не
вмешивался. Всем хватало своих забот.
– Отец!
– Молчи! Стыдно перед людьми!
Альберто покачнулся и ухватился за плечи дочери. Уже седой,
еще не старый, он сохранил физическую силу, но когда накатывала
тоска, не мог устоять перед рюмкой граппы.
– Вся в мать пошла, – повторил он, не замечая, какую боль
причинял дочери. – Такая же вертихвостка выросла. Потому и замуж
никто не берет.
– Хватит! – крикнула Лючия, пытаясь освободиться из
медвежьих объятий отца. На плечах теперь останутся синяки. –
Посмотри на себя! В кого ты превратился! Может, потому она и
ушла…
Альберто разом сник. Отпустил дочь, привалился к стене,
опустил голову.
Лючия тут же пожалела о сказанных словах, но ни вернуть, ни
опровергнуть их не могла. Не раз слышала, что не только внешность,
но и характер, и острый, как бритва, язык она унаследовала от
матери, о которой у нее сохранились смутные воспоминания.
Альберто не ответил. Не единожды свою злобу он выплескивал
на дочь, но в первый раз она позволила себе возразить.
– Выпорю! Не посмотрю, что выросла уже!
Он схватил со стены плетку, замахнулся. Лючия увернулась,
выбежала на улицу, спряталась за сарайчиком. Затаилась. Отец
пошумел и успокоился. Вернулся в дом, а она еще долго не решалась
выйти из укрытия.
Только когда досужие комары, совсем потеряв совесть, стали
кусать даже сквозь рукава рубашки, а тело горело как в лихорадке,
Лючия рискнула выйти. Прокралась в дом, будто вор. Прошмыгнула мимо
спящего отца, укрыла его пледом.
"Что взять с пьяного?" – рассуждала она, лежа в постели.
Надо было промолчать, как делала обычно, но в этот раз слова задели
за живое.
Разве ее вина в том, что мать оставила их? Она не Альба,
хоть и похожа на нее внешне, но свахи обходили их дом стороной.
Парни шутили и смеялись, могли приобнять и даже сорвать поцелуй,
пока никто из старших не видит. Роберто и вовсе руки распускал, за
что получил оплеуху. Только никто не заступился, самой пришлось
защищаться. Оттого пекло в груди, а на глаза порой наворачивались
слезы. Лючия даже всхлипнула, но быстро взяла себя в руки, опасаясь
разбудить сестру. Прошептала молитву и немного успокоилась: однажды
Санта-Мария услышит ее и подарит ей счастье.