Ноам никак не мог ни встать, ни
отползти, и лежал он куда ближе к неизвестному нападавшему, чем к
Роберту, но ближе всего к Алане. Та ринулась вперед, не разбирая
дороги, и схватила Ноама за руку, оттаскивая его на пределе сил как
можно дальше. Мужчина замахнулся кинжалом, но был снова сбит
Робертом сбоку, и лезвие, разрезав платье на ее животе, отхватило
от платья пару пуговиц, а сама Алана, чудом избежав ранения,
завалилась на спину рядом с Ноамом, все так же безуспешно
пытавшимся вздохнуть.
-Что я сказал! - услышала она крик
Роберта. - Убрались!
Алана метнула на него быстрый взгляд
и с ужасом увидела, что противник пробил ему локоть чуть ниже
пластины, и вонзил кинжал в землю, таким образом обездвижив
директора. В голове промелькнуло «Это мы виноваты!», и когда
огромный воин обрушил на второй локоть Роберта каблук, а затем
ударил его между бровей, Алана подняла с земли крупный камень. Она
уже разбежалась и замахнулась, но была отброшена назад с такой
силой, что закашлялась.
Щит загудел.
У Юории были завязаны глаза. Ведущий
ее по узкому покачивающемуся коридору моряк Коджо вовсю пользовался
своим положением, то и дело она ощущала его руки ниже спины, а один
раз, когда споткнулась и чуть не упала, он откровенно и довольно
больно схватил ее за грудь. Слезы унижения впитывала грубая
холщовая повязка. Юория останавливала себя, чтобы не высказать
мужлану все, что она о нем думает, как привыкла поступать с птицами
куда более высокого полета, и так сильно сжимала кулаки, что ногти
впивались в ладони. Юория представляла себе, как сняла бы с этого
животного кожу, как следила бы за ловкими движениями своего
любимого палача, когда он вгонял бы в раздутые мышцы Коджо
смоченные ядом черноголовника иголки одну за другой, как моряк
извивался бы, если бы она сама взяла нож в руки... Но сейчас мокрые
лапы блуждали по ее идеальному телу, задевая ожоги.
Как же она могла ему навредить?
Терять Юории было нечего. Когда
мужчина в очередной раз приложил свою пятерню к ее спине, Юория
охнула и заплакала, изогнувшись так сильно, как позволяла ей ее
природная гибкость. Она знала, как соблазнительно выглядит, и
чувствовала его взгляд на обнажившейся в разрезе платья спине.
Некоторое время Коджо молчал и не прикасался к ней, а потом взял за
плечи, но как-то аккуратнее, и помог переступить высокий порог. Там
он разрешил ей снять повязку, сам не прикасаясь больше к ее лицу.
Юория сделала это не сразу, сначала со всем пылом превратив свое
лицо в скорбную и соблазнительную маску.