- Ко всему женскому полу, кроме вас? –
понимающе покивал он головой.
- Вообще ко всему женскому полу, -
мрачно припечатала я.
- Ну так можно без чая, - намекнул
настойчивый Томаш, снова шмыгнув, и качнул головой в сторону дома.
Дескать, ну давай по-быстрому, меня жена дома ждёт. Хватай такое
добро сопливое, пока дают.
- Да, сударь Томаш, лучше без чая, - я
развернула его лицом к городу и легонько толкнула в
спину.
У меня своих сопливых целые полати.
Если они живые. То есть он. А если не живой, то стражник уж совсем
некстати будет.
Сударь Томаш, что-то бормоча под нос о
неблагодарных бабах, поплёлся восвояси. Придёт ко мне за каплями от
насморка, добавлю ему туда слабительного.
И магу пожалуюсь.
Ишь ты, сокровище какое! Не удивлюсь,
если при такой страсти к чаепитиям у него не только из носа, но и
из тилимбоньки капает. Про эту сторону взрослой жизни дед Матей мне
тоже рассказывал.
Дома было тепло и шумно. Найдёныш
кашлял, как не из себя, пыхал жаром сильнее, чем печка, но в себя
не пришёл. Ступни отекли, ладони тоже с трудом вмещались в лубки.
Вот не было мне печали! Лучше б порося купила.
Я выпустила живность погулять, раз уж
раньше вернулась, и солнышко пока греет. Зорька козлила, как
придурошная. Видать, вошла в охоту. Нужно бы к козлу сводить, а тут
этот болезный... Вернулась в дом и убила на этого не убиваемого
целый день до самого вечера. Жар не сбивался, он снова стал бредить
и размахивать руками, кашель усиливался… В общем, я думала, что
теперь уж точно конец. Однако когда я утром вернулась после дойки
со свежим молоком и полезла на полати поить тело и проверить, живое
ли оно, обнаружилось, что оно не только живое, но ещё и
разговаривает.
- О, Тыковка! – прохрипел разбойник и
зашёлся кашлем. Откашлявшись, он продолжил: – Взрослых
позови.
- …Неспокойно-то нынче в окр у ге, сударыня Майя. Не
страшно одной в лесу? – Мастер Ерик Петровец, городской маг,
копался в моих сборах.
Здесь, в городе, у меня была лавка. Хлюпенькая, семь шагов в
длину, пять – в ширину. Прилавок, пара шкафов, скамейка для
покупателей, крохотная печурка да самовар, чтобы не околеть зимой.
А домик мне как травнице полагался за городской стеной.
Я, конечно, о таких тонкостях не подозревала, когда откликнулась
на объявление: «В уездном городе N требуется травник. Жильё
предоставляется безвозмездно». Честно говоря, даже знай я, что
«город» - это сильное преувеличения для поселения в сто дворов, что
в лавке запор держится на честном слове, а жильё – покосившаяся
избушка с парализованным старичком-предшественником в довесок, а я
бы всё равно согласилась.