— Моя огненная, иди ко мне, —
тихо и хрипло будто спросонья.
Я открыла рот, чтобы
возмутиться, хоть чем-то выразить свой протест и возражения насчёт того, что я
не его и никуда не пойду. Только вот он взял меня за подбородок и так же, не
раскрывая глаз, накрыл рот своими губами, жадно присасываясь как пиявка. Ох, нет…
не как пиявка. Боже! Какие у него мягкие и приятные губы, горячие и
требовательные, захватывающие власть и мои бедные губы почти целиком. Он начал
вкусно поедать то верхнюю, то нижнюю, словно завтракал сладким пирожным с таким
же довольным мычанием и причмокиванием.
В мой рот залез его подлый
язык, а у меня отказал мозг, потому что я вместо того, чтобы гневно на него
мычать и рассерженно хлопать глазами, необъяснимым образом начала растекаться
от удовольствия. И даже, кажется, отвечать на поцелуй! Мои глаза сами собой
закрылись, а рука с плеча скользнула на его затылок, чтобы запутаться пальцами
в растрёпанным мягких волосах.
В сознании побежали
воспоминания той самой ночи, фантомные ощущения, звуки, запахи, в животе
томительно потяжелело от мысли о нашей с ним близости. Рукой, застрявшей в его
кармане, что была зажата между нашими бёдрами, я начала чувствовать всё большую
и большую тесноту. Карман не становился меньше, это становилось настойчивей и
твёрже его желание, теперь упирающееся в меня всем своим великолепием.
Остановите меня! Кто-нибудь
сделайте хоть что-нибудь! Я не хочу…
Но я хочу!
Так нельзя!
Кирилл двинулся на мне,
толкаясь бёдрами, задрал нетерпеливым движением юбку и сжал ягодицу,
намереваясь продолжать. Оторвался от моих губ лишь на мгновение, чтобы горячо и
хрипло прошептать.
— Хочу, не могу…
Сквозь шум в ушах и его
тяжёлое дыхание я услышала, как вжикнула молния его брюк.
— Кирилл… Алекса… ндрович,
проснитесь…
О нет…