Чужаки пытались торговать — но первый интерес со
стороны горожан быстро иссяк. Иномиряне не предлагали ничего
кардинально нового. Технологии, если они и были, оказались под
запретом для свободной торговли, прочие товары имели земные
аналоги, а чужая еда была слишком специфической на вкус, чтобы
стать популярной.
Их лавки, открытые недалеко от посольств, ночами громили. Чужаки
отстраивали новые. В конце концов, город и фогели пришли к некоему
консенсусу: они стали учиться сосуществовать вместе, но до полного
решения противоречий было еще очень далеко.
Но факт есть факт. Сейчас фогель стоял в дверях кабака и с
интересом осматривался, для удобства чуть выкатив свои удивительные
глаза-окуляры.
Я отвел взгляд в сторону. Чужак был мне неинтересен. Я относился
к тем, кто считал, что мы не уживемся никогда. Хороший
чужак — мертвый чужак! Будь моя воля, я закрыл бы
посольства или хотя бы обнес их пятиметровой стеной.
Да, я был отъявленным ксенофобом и не находил в этом ничего
дурного.
Раса, пошедшая на контакт с людьми и встретившая делегацию
императора Руссо-Пруссии, оказалась совсем непохожей на нас.
Фогели — помесь птицы и богомола. Вроде бы в их родном
мире обитали и иные разумные виды, но посольство покидать могли
только фогели. Мне были безразличны они все: и представители
посольства, и их неизвестные помощники, и торговцы, и те, кто
остался до поры в куполах, в том числе и закрытых
энергобарьерами.
Единственное, что меня радовало, среди фогелей не было
подселенцев. Этих тварей я ненавидел лютой ненавистью и уничтожал
бы сразу, без раздумий. Существа-симбионты, проникающие без
согласия в тела жертв — эти были худшими. На остальных же
мне было наплевать.
— Чужак... демон... — зашептались вокруг
люди.
Невежественные, малообразованные, они не понимали и не принимали
перемен. Это такие, как они, жгли лавки иномирян и не оставляли в
душе надежду изловить демонов темной ночью, показать им, кто здесь
хозяин. Я не мог порицать горожан за это. Им было страшно, а страх
рождает ненависть.
— Бей тварь! — слегка истерично вскрикнул кто-то
неподалеку, и тут же один из посетителей, сидевший через столик от
меня, взмахнул рукой, и в грудь фогеля ударил нож, но, звякнув о
скрытую под балахоном броню, переломился и отлетел в сторону.
Чужак даже не шелохнулся, так и стоял, высокий, нелепый, чуть
покачиваясь вперед-назад на своих тонких, но крепких
ножках-ветках.