С детьми. А у нас, почитай, на селе
Лишь старики да калеки. Не сдюжим.
Слышь, и мои сыновья на войне.
И у Романа. У Агнии тоже.
У Пелагеи. Один Журавлев
Сынов откупил, говорят, это можно.
Да не про нас бедняков-дураков.
Все дело ясное с белым билетом.
Будто бы хворые. Только они
Трудятся так, как не помнят об этом.
Работников нет. Уж теперь-то одни». –
«Наши сыны до войны оженились.
Думали, выстроим каменный дом,
Дабы пожара вовек не страшились, –
Молвил Роман. – Был готов почти он.
Тут вдруг война… Сыновей всех забрали.
Мы в доме печь не успели сложить –
Всех печников воевать сразу взяли
Да положили. Как с домом нам быть?
Стоит одинокий, просторный, холодный…
Печь уж сложили вдвоем, как могли,
Дом же, однако, к житью мало годный –
Зябко там. Дарим, Авдотья. Живи.
Вам все равно идти некуда. Места
Нету у нас – много внуков. Матвей
Воротясь дом поправит – умелец известный.
Мы не чета, хоть одних с ним кровей».
На деверей робко Авдотья глядела.
Жались к ней дети. Поспорить с родней,
Как-то себя отстоять – не умела.
Знала: Роман управляем женой.
После свекрови в избе заправляла
Только она, а пока говорил,
Строго Татьяна на мужа взирала.
Он замолчал и глаза опустил.
Дмитрий повел дом показывать. «Таня, –
Взмолился Роман, – пусть у нас поживут!
Жалко тебе?» – «Чем кормить мы их станем?!
Нет, пусть отдельно хозяйство ведут». –
«Злая ты, Таня! Ведь дети Матвея…» –
«Он их плодил, тебя спрашивал? Нет!
Так отчего мы теперь их жалеем?
Наши воюют!» – услышал ответ.
Спорить не стал. «А моя-то в землице,
Агафья, – дорогою Дмитрий сказал. –
Каждую ночь сиротинушка снится…»
Ввел семью в дом, тяжело замолчал.
Холодом, сыростью сразу дохнуло
В лица вошедшим. Простился с родней
Дмитрий с порога стыдливо, понуро,
И, не спеша, побрел к брату домой.