- Благословите, батюшка, -
попросила она ясным голосом, глядя на него с робкой улыбкой.
- Бог благословит тебя, -
монах осенил ее крестным знаменем и спросил, - как тебя зовут?
- Фрося. Ефросинья.
- Скажи мне, Фрося, а не
знаешь ты, у кого ключи от храма?
- Знаю. Я ж тут немного
приглядывала, только сил на все не хватало, дети малые,
хозяйство... Ключ здесь, у сторожа в ратуше. - Она указала на
высокое здание напротив церкви. - Прямо через площадь. Я могу
сбегать.
- Сделай милость, очень тебе
буду благодарен.
- Да что вы, батюшка, мне не
трудно, я мигом.
Ожидая Ефросинью, монах обошел
церковь кругом, внимательно оглядывая и дорожку вокруг храма и
стены, которые оказались целехонькими, что немало порадовало.
Только витражи были кое-где разбиты, но сейчас это казалось
мелочью.
Покосившийся крест на
колокольне удручал - добраться самому пока не представлялось
возможным. Трещины на ступенях совсем не волновали, а вот с крестом
надо было думать - не хорошо это.
Наконец на площади снова
показалась Фрося. Она отдала ключ, и спросила, может ли еще чем-то
помочь. И так как монах, поблагодарив ее, отрицательно покачал
головой, Ефросинья ушла, объяснив, что времени сейчас совсем нет,
но позже обязательно еще зайдет.
Ключ легко повернулся в
скважине и отец Филарет открыл тяжелую, заскрипевшую на
заржавленных петлях, дверь. Внутри царил полумрак и прохлада. На
каменную плитку пола падали цветные зайчики света от сохранившихся
витражей.
Отец Филарет не заметил,
сколько времени он простоял посреди храма, оглядывая иконы,
проникаясь духом церкви. Потом обошел весь храм приложился к
каждому образу. Видно было, что хоть и не идеально, но за храмом
следили. Пыли было совсем немного.
Вот в алтаре было похуже -
сюда явно уже года два не заглядывали. Хотя все оставалось на своих
местах - престол, семисвечник, книги на полках, пара простеньких
облачений в ризнице, пожелтевших от времени, но вполне еще
пригодных, все было покрыто толстым слоем пыли и казалось серым и
неприглядным. Оставив в сторону посох и сбросив котомку, отец
Филарет засучил рукава и принялся за уборку. С большой любовью
прикасался он к каждой вещи, словно к неожиданно вернувшимся к нему
старым знакомым.
За делом незаметно пролетел
день, даже голода он не чувствовал, пока вновь пришедшая Фрося не
позвала его, сообщив, что принесла поесть. Наспех перекусив и
поблагодарив добрую женщину, за подол которой цеплялся малыш лет
пяти, монах снова принялся за работу. Лишь, когда свет, падающий из
окон, стал совсем тусклым, он засобирался в обратный путь, решив
завтра же прийти сюда снова.