В их распоряжении оказалось
четыре лошади и мул. Меж двух коней были привязаны носилки с
раненым горцем, за которым продолжал присматривать монах. Граф не
стал уступать своего 'Чёрта' никому, пояснив, что жеребец очень
горяч и только он сам - его всадник, сможет безопасно ехать на нем.
Последний из коней, смирный гнедой мерин получил себе на спину два
тяжелых вьюка с захваченным оружием.
Адам возглавил колонну, взяв
на себя заботы дозорного. Граф, поначалу несколько смущавшийся
своим положением единственного всадника, вскоре нашел себе занятие.
Он лихо скакал впереди всех, изображая бдительного разведчика. То,
уносясь далеко вперед, то вновь возвращаясь к остальным, он
создавал много суеты и шума, изрядно раздражая Борута и его воинов.
Но Адам давно научился сдерживать свой нрав и горячность. Поэтому
он лишь молча продолжал вышагивать по узкой горной дороге, упорно
продвигая свой отряд к заветной цели - Чернагоре.
Зато Скворуш молчать и не
собирался. Перевесив свою долю поклажи на пленников, которые и так
были основательно нагружены, чем он ни на миг не озадачился, Сашко
завел легкую светскую беседу с баронессой. Для начала, он предложил
ей руку, на которую она с благодарностью и оперлась, как ни пугал
ее напористый русин, но дорога оказалась куда труднее, чем она
рассчитывала, бесконечный подъем утомлял, забирая силы, и помощь
Скворуша пришлась кстати.
Достигнув первого успеха,
Сашко не замедлил продолжить наступление. Но вскоре и сам понял,
что легкомысленной болтовни не получается. Слишком много труда
стоило просто идти. Самому Скворушу дорога давалась не в пример
легче, но и он вскоре примолк, сосредоточенно вышагивая рядом с
баронессой и лишь изредка подбадривая ее парой фраз.
Путь давался нелегко всем, но
единственным, кто выражал свое недовольство, стал освобожденный из
плена или как он сам выразился 'из мрачного узилища' проповедник.
Он то и дело начинал тяжело вздыхать, никто не одергивал его, из
уважения к сану. И постепенно Кристоф, осмелев, принялся вполголоса
бурчать нечто неодобрительное. Адам, до которого, наконец, также
долетели стенания проповедника, внимательно прислушался к тому, что
говорил Кристоф.
- Разве это правильно, -
размышлял Кристоф, - чтобы какого-то бандита, убийцу и злодея везли
на лошадях, со всем почетом и удобством, а благородная девица и
другие достойные люди утруждали свои ноги?