– Ну, конечно: суть я улавливаю, хотя и не совсем… но мне очень интересно, – заметил Михаил Моисеевич.
– Здесь два аспекта… Первый необходим для понимания, почему появляется противостояние животного и божественного уровней сознания. А второй – для осознания того, что ни животное, ни божественное – не обладают такими возможностями дифференциации информации, какими обладает средний уровень – рациональное сознание. Оно, являясь полем борьбы, умножает двойственность одного и другого. Первичное сознание – или подсознание – оперирует понятиями «приятно – неприятно», в которых опасность и удовольствие, страх и наслаждение. А надсознание заведует творческими категориями – «хорошо – плохо». И вот когда на поле рационального сознания сталкиваются плохо сопоставимые категории, например «приятно» и «плохо», это поле превращается в поле сражения.
– Ну, это-то классика… – вставил комментарий Руман.
– Да… конечно, это конфликт, – продолжил Пекарик, – И в этом случае мы выбираем направление. Помнишь? Как в сказке. Три дороги перед нами. Остаться животным, сохранив тело. Перейти в божественный мир, это тело потеряв. Или остаться человеком, укрощая в себе животное через связь с этим божественным миром.
– Да-а?.. – Михаил Моисеевич что-то хотел сказать, но Пекарик продолжил.
– А в Дзэн-Буддизме муссируется тема длительности передачи информации в человеке. Вот, например, вопрос ученика – «куда летят птицы?», и ответ учителя – «уже улетели». Это тоже наталкивало меня на не замечаемую нами в процессе мышления длительность восприятия действительности. Кстати, с потерей ее истинности. Это приводило к соображениям, нагнетающим во мне такую тоску бессмысленности и бестолковости бытия, случайности событий, как это трактует современная наука. Начинало складываться мнение, что вся эта книжная заумь, а особенно умствования писателей, поднимающих и интерпретирующих подобные темы, нужна только для того, чтобы стричь глупых овец наподобие меня. Я стал думать, что все-таки и наука наша вообще, и психология, в частности, приемлющие лишь эмпирическое и рациональное познание мира, правы в своем консерватизме. Но что-то внутри меня поддерживало ощущение, что вот-вот что-то до меня дойдет. Что-то такое произойдет, и я все пойму и стану другим.
Последней каплей тогда стал Гермес Трисмегист, его многочисленные последователи и, наконец, его карты Таро, поиски смысла в которых ввели меня окончательно в ступор. Я уже не хотел ничего, кроме того, чтобы вернуться на исходную, забыть весь этот кошмар, обещанный Библией, – Вениамин Петрович уловил тень недоумения во взгляде друга, – Многия знания – многия печали, – уточнил он, и посмотрел на забытые рюмки.