Я думал, Морган вмешается, но он не стал. Он просто стоял в
стороне, и по лицу его блуждала задумчивая улыбка. Очевидно, он
стопроцентно полагался на благоразумие сэра Реджи, которое не
позволило бы ему начать резню в монастыре накануне столь важных
событий. Раз так, то и я вмешиваться не стал, тем более что здраво
оценивал свои шансы удержать от убийства человека, обученного
искусству убивать с самого детства.
— Да ладно тебе, — сказал братан Лавр, поднося к
оголенной и готовой разить стали руку и двумя пальцами отводя
клинок от шеи. — Ты погорячился, я погорячился, но что мы, не
пацаны, что ли, не сможем это дело перетереть? Теперь вижу, мужик
ты реальный.
— Мужики в деревне сидят, — сообщил сэр Реджи, убирая
меч за спину. В отличие от молниеносного выпада делал он это
нарочито медленно и не спеша. — Так что попридержи язык.
— Проехали, — сказал братан Лавр и снова обратился к
Моргану: — И который из них?
— Он. — Морган указал на меня.
— Реально… — задумчиво потянул братан Лавр, удостаивая
меня более долгим, чем в первый раз, оценивающим взглядом. — И
знак есть?
— Есть, — подтвердил Морган.
— Покажешь?
— Перетопчешься, — сказал я. Ритуал оголения бицепса
начал мне уже порядком надоедать.
— Как знаешь, — сказал братан Лавр. — У тех
троих, что ты приводил раньше, тоже знаки были.
— Ты впустишь нас? — перебил его Морган. Слишком
быстро перебил, на мой взгляд. — Или будешь держать у ворот до
утра? Мы устали с дороги.
Довольно наглое заявление со стороны человека, который всю
дорогу проспал на заднем сиденье одного из самых комфортабельных
автомобилей моего мира и уж точно самого комфортабельного
автомобиля мира этого, хотя бы ввиду своей уникальности, но монаху
оно показалось справедливым, и он провел нас внутрь.
Монастырь, как и положено всякому уважающему себя монастырю, в
столь поздний час был темен и пуст, так что ему не удалось поразить
меня ни обилием верующих, ни особыми архитектурными изысками.
Домики, деревья, кустики и гулкое эхо от наших шагов по мощенным
камнями дорожкам.
Помещения, которыми одарили на эту ночь каждого из нас, нельзя
было назвать кельями, но и до апартаментов они явно недотягивали.
Большая полутораспальная деревянная кровать, стол и пара стульев,
выцветший и полинявший ковер на полу, изображающий какую-то местную
разборку гобелен на стене и добрый десяток воткнутых в стену
факелов — вот и все убранство. На столе стояли графин с жидкостью и
два стакана. Судя по цвету, в графине была не вода, или же местная
вода имеет странный красноватый оттенок.