Это было не самое вдохновляющее напутствие из тех, что я слышал,
но иногда приходится довольствоваться и малым.
Я протянул руку к мечу, посмотрел на присутствующих — на предмет
не хочет ли еще кто из них что-нибудь вспомнить. Никто не
захотел.
Тогда я ухватил торчащие два сантиметра эфеса тремя пальцами,
и…
То, что произошло дальше, можно объяснить только с помощью
магии, потому что теория локального землетрясения в отдельно взятом
валуне не выдерживает никакой критики с точки зрения
сейсмологии.
Едва я дотронулся до меча, как камень задрожал крупной дрожью,
словно вышедший из тепла на лютый мороз не слишком пьяный человек,
металл под моими пальцами завибрировал и стал теплым, примерно
температуры моего тела, потом была вспышка света, и огромный валун
раскололся на две примерно одинаковые части, едва не задавившие
монахов и моих спутников. К счастью, все они обладали хорошей
реакцией и успели отпрыгнуть.
От неожиданности я выпустил эфес из рук, но меч не упал.
Странное дело, он остался висеть в воздухе в том положении, в каком
пребывал до того, как валун решил сыграть роль яичка, из которого
вылупился на свет столь причудливый цыпленок.
— Свершилось! — торжественно произнес Морган. —
Возьми его в руки!
— Опа, — сказал братан Лавр. — Гляди-ка, реальный
Избранный нарисовался.
— Больше почтения! — рявкнул Морган.
Я взял меч правой рукой и поднес его к лицу, чтобы
повнимательнее рассмотреть.
Меч больше не источал тепло и не вспыхивал. Валькирия оказалась
красивым оружием. Она была, что называется, длинным двуручным
мечом, то есть она была бы им, если бы им владел кто-нибудь
габаритов сэра Реджи, мне же она пришлась как раз по руке. Это и
неплохо. Даже самая здоровенная железяка из арсенала Парящего
Ястреба выглядела рядом со мной перочинным ножиком, а спасать мир с
помощью консервного ключа мне не улыбалось.
Валькирия оказалась такой, какой надо. Не знаю, что за мастера
участвовали в ее создании, но поработали они на славу. Эфес
изображал летящего дракона, чьи крылья образовывали гарду, а хвост
перетекал в лезвие, пасть дракона была разверзнута, из нее полыхало
золотое пламя. Обоюдоострое лезвие, как и положено, было испещрено
древними письменами или рунами, я в этом не очень-то разбираюсь.
Однако, несмотря на внешнюю элегантность, было видно, что это не
парадное, а боевое оружие, предназначенное не для того, чтобы
красоваться на боку какого-нибудь герцога, но чтобы калечить и
убивать. В ней не было ничего лишнего, все строго
функционально.