И именно тогда я решил, что сделаю все, что в моих силах, чтобы
помочь людям этого мира.
Я сделал шаг вперед и наткнулся на невидимую стену, которая
остановила пахана. На ощупь она была гладкой и холодной, не
пружинила и не отталкивала руку назад, как это на ее месте делало
бы всякое уважающее себя силовое поле. Просто невидимая стена.
Магия, черт бы ее драл!
Вспомнив старую пословицу,[8] я вынул из ножен свой магический
артефакт (Валькирия не запела песню битвы, или что она там еще
могла бы запеть) и рубанул им невидимое препятствие. Лезвие не
встретило сопротивления. Держа меч перед собой, я сделал шаг
вперед. Ничто не остановило моего продвижения.
Выйдя из беседки, я обнаружил, что вынул меч весьма
своевременно, ибо монахи бились в окружении и уже не могли
сдерживать врага. От общей свалки ко мне летели двое оборванцев. Я
приготовился к первому в своей жизни фехтовальному поединку,
который мог закончиться смертью.
Я держал меч в правой руке, чуть согнув ее в локте и выведя
вперед. Это было мое единственное преимущество перед ними: длина
меча, дополненная длиной руки. Их преимущество было куда более
весомым: они знали, как своими мечами пользоваться.
Подлетев, они остановились в нерешительности. Наверное, их
смутили мои габариты, а также то, что как-никак я все же был
Избранным и владел зачарованным мечом. Потом один из них оглянулся
и увидел медленно приближающегося Лорда Келлена. Страх перед
собственным руководством, как это и должно быть в любой уважающей
себя организации, пересилил страх перед физической смертью, и они
ринулись в атаку.
Я сделал шаг назад и скрестил меч с первым из них. Удар был не
слишком сильным, но меч моего противника сразу же переломился и он
остался безоружным. Инерция не слишком унесла в сторону мое
собственное оружие, и, возвращая его на позицию перед собой, я
сделал короткий выпад, пронзая противнику горло. Он булькнул что-то
не слишком разборчивое и упал на колени.
Второй атаковал сбоку, я едва успел увернуться и прикрыться
мечом. Лезвие вражеского клинка тоже лопнуло от первого же
соприкосновения с Валькирией, и противник обратился в бегство.
Помня о том, что негоже оставлять за своей спиной живого врага, я
рубанул его спину.
Мне доводилось служить в армии, полгода из двух я провел в
горячей точке на Кавказе, так что убивать врага на войне не было
для меня чем-то из ряда вон выходящим и никаких эмоций я не
испытывал. Война — это не мирная жизнь, и вопрос всегда стоит так:
либо ты, либо тебя. Нравится тебе это или не нравится, но выбор
твой ограничен только этими двумя вариантами, и я свой сделал еще в
Аргунском ущелье.