Муж кивает,
хмуря густые брови, разворачивается и идёт к двери.
– Сейчас я
уйду, – произносит, стоя ко мне спиной, – но потом вернусь. И мы всё равно
поговорим.
Входная дверь
хлопает, и громкий удар, кажется, даже сотрясает стены квартиры. А я сползаю по
стене вниз и, обхватывая руками колени, раскачиваюсь из стороны в строну.
Горячие
слёзы обжигают кожу, катятся по щекам и впитываются в ткань платья.
До чего же
больно быть рядом с человеком и осознавать, что ты не нужна ему. Что он не
любит, а просто хочет использовать в своих целях, убивая тебя вновь и вновь.
Продолжая бередить незаживающую рану. Неужели у Левина нет ни капли совести,
что он продолжает преследовать меня? Может быть, стоит отказаться от
дедушкиного наследства, и тогда эта семейка оставит меня в покое?
Из-за
случившегося весь вечер проходит, как в тумане, а ночью я забываюсь тревожным
сном.
На следующее
утро меня вызывает Ашот Георгиевич. Причём, я даже полы нормально вымыть не
успеваю, но директор настойчиво требует пройти в его кабинет.
– Скажи-ка,
Адочка, – он смакует моё имя, нарочно растягивая гласные, – как тебе у нас? Не
обижает никто?
Мужчина
барабанит пальцами по столу и не сводит с меня чёрных глаз. Мне не нравится его
взгляд, и передёргивает каждый раз, стоит почувствовать это липкое ощущение
чужих глаз на коже. Но я терплю, потому что не хочу остаться без работы.
– Всё хорошо,
– натягиваю на губы вежливую улыбку.
– Да-а? –
урчит директор, напоминая огромного довольного жизнью котяру.
Он
поднимается из-за стола и идёт в мою сторону. По коже пробегают мурашки:
мерзкие такие, холодные. Хочется стать невидимкой, чтобы никто не смел смотреть
на меня так, словно я – аппетитный кусок хорошо прожаренного сочного стека.
– Если кто
обидит – мне скажешь, девочка! – басит на ухо, убирая от шеи прядь волос.
Это
становится последней каплей, потому что подобное терпеть точно не стану. Резко дёргаюсь,
делая пару шагов назад.
– Я поняла,
– отвечаю бесстрастно, попутно кивая головой, и вылетаю пулей из кабинета.
Больше всего
на свете мне хочется сейчас принять душ и смыть со своей кожи присутствие
посторонних глаз. Не знаю, что там в голове у директора, но мне от его внимания
становится тошно.
К счастью,
больше я с Ашотом Георгиевичем в течение дня не пересекаюсь. А это значит что?
Что преследовать меня никто не собирается. Я же плохо знаю этого мужчину, может
быть, у него стиль общения такой? И он со всеми женщинами ведёт себя подобным,
немного навязчивым образом.