– Я любил генерала! Я его боготворил! Это я кормил твою рыбу, комарад, с этой вот руки! Пока она не сдохла…
– Плохо кормил! – отбивался Егорыч. – Она у тебя даже потомства не понесла…
Директор остановился и печально покачал головой:
– Они, говорят, в неволе не размножаются, комарад! Как и мы, французы.
– Вы размножаетесь! – авторитетно заявил Егорыч. – Я видел. От одного вашего француза в Бутырской тюрьме две надзирательницы понесли. Причем одна родила двойню.
– Что такое Бутырская тюрьма?
– Ну, это как ваша… Бастилия! – попытался перевести разговор в историческую плоскость дипломат-полковник Власин.
– О! У вас тоже есть Бастилия?
– Она везде есть… – буркнул Власин мрачновато и шепнул Егорычу: – Что тебе дался этот француз со шлюхами-надзирательницами… Тоже невидаль!
– А как же! Чего он говорит, что рыба на них похожа! Они размножаются в неволе, да еще как! А рыбка – нет! – Егорыч был готов от обиды за горькую рыбью судьбу даже всплакнуть.
Но директор уже никого не слушал. Он что-то крикнул рабочему, а тот, обрадовавшись, что его личная деликатная тема утонула в чужих бурных водах, бросился куда-то со всех ног.
– Чего это он? – недоумевал Егорыч.
– О, мсье! Вы, наверное, интересуетесь, куда побежал мой работник? Ведь так?
Егорыч пожал плечами, не понимая ни того, куда исчез человек в комбинезоне, ни того, что спросил человек в костюме. Но директор уже тащил его за рукав вслед за убежавшим и быстро говорил:
– Вы наш самый неожиданный гость! Вы подарок! Гласность, перестройка, Горбачев! С нами! Идемте же, мсье! Я хочу вас показать своим друзьям!
Все трое, Власин, директор и притихший Егорыч двинулись вглубь помещения, к двери, на которой было написано: «Только для персонала».
Репортеры стояли привычным полукругом, настраивая камеры, проверяя силу света, «балансируя» изображение, чтобы потом на экранах телевизоров не выбивался зеленый, синий или красный спектры. Картинка должна быть ясная, хрустальной чистоты и прозрачности. В основном, здесь были только французы, среди которых, правда, неожиданно затесалось двое американцев, один голландец и один немец. Все волновались, неприветливо поглядывали друг на друга. Несколько репортеров с микрофонами в руках примерялись к своим объективам. Охраны на этот раз, кроме двух пожилых мужчин в форменной одежде службы безопасности зоопарка, не было. За спинами репортеров стоял Власин, засунув руки в карманы брюк. Лицо напряженное, глаза влажные от беспокойства, губы плотно сжатые.