Я прошептал
три слова и шлепнулся на траву на слабых руках. Только после этого
к нам подошел Битти, протянул мне одежду. Стуча зубами от
охватившей меня лихорадки, я одевался. Потом сделал еще три глотка
«Бушмилса». Меня качало, перед глазами плыли фиолетовые
пятна.
— Руари? —
осторожно спросил Битти.
— Чтобы ни
индейцев, ни вас завтра в Клонмеле не было. Не уедете – сильно
пожалеете.
— Но… мы
тут как-то прижились…
— Пришлю
открытку, когда соскучусь, — прорычал я. — Пойдем, Мик.
Некоторое
время мы шли молча по пустынным улицам. Когда бутылка опустела, я
остановился и от злости разбил ее вдребезги о мостовую. Мик
вздрогнул.
Я хмуро
поглядел на Луну. Мысли были подозрительно трезвыми, хотя перед
глазами у меня крутилась карусель из уличных фонарей, тоже
приобретших проклятый фиолетовый цвет, а под ногами ощущалась
крепкая корабельная качка.
— Ты зачем
там остался? — спросил я.
— Битти
сказал, чтобы я не уходил… объяснил, что делать.
— Как ты
мог ему поверить?! Он же пэйви!
— Но
сработало же! И он же тебя вытащил!
— Если б не
вытащил, пришлось бы плохо всем. Тебя-то он здорово
подставил…
Мы пошли
дальше опять в молчании. Дотащились до нашего Эйр-Хилл. Мик
посмотрел на меня, глянул на часы.
— До
полуночи еще час…
— Да, но
полнолуние уже прошло… астрономическое.
— И у тебя
всегда так?
—
Как?
— Пьешь
каждый месяц?
—
Напиваюсь, — уточнил я. — Каждые двадцать девять дней.
— А
остальные?
— Нет. Это
только у меня сейчас. Что-то вроде переходного возраста. Три года
уже… Потом должно пройти.
— Точно? А
твой отец?
— Па пьет
не поэтому. Долгая история. Ладно, давай по домам – глаза
закрываются уже. Спасибо, Мик.
Он чуть
улыбнулся, кивнул.
— Завтра
зайду. Может, до двери тебя проводить?
— Доползу,
если что, — пошутил я.
— Доброе
утро, мистер Конмэл. А Руари дома?
Я услышал
голос Мика. Но ощущения, что я проснулся, не было. Более того, мне
казалось, что сон продолжается. К голосу добавилась картинка – я
увидел стоящего на пороге нашего дома Майкла и хмурого
невыспавшегося отца.
— Да он не
вернулся еще, — ответил Мак и потянул носом. — Хотя
погоди-ка.
Он двинулся
куда-то вглубь заросшего сада и нашел меня под кустами изгороди,
почти задушенной разросшейся омелой.
—
Красавчик, — процедил отец и вдруг нахмурился еще
больше.
Принялся
меня тормошить. Я не просыпался. Несколько бесполезных пощечин.
Отец снова принюхался, обернулся к растерянному Мику.