В бараке комендатуры замначлагеря объявил, что дело будет
пересматриваться и его направляют по этапу. В вагонзаке свободных
мест не было, все камеры были заняты зэками – бывшими командирами
армии и флота, и все этапировались для пересмотра дел. В Москве на
Лубянке он просидел всего двое суток, его даже ни разу не
допросили. За то, на третий день с утра, следователь – майор НКВД,
усадив его на стул и напоив настоящим крепким и сладким чаем,
объявил, что его дело пересмотрено, все обвинения сняты и, за
отсутствием состава преступления, он подлежит немедленному
освобождению. Через два часа, проведенных в бане, парикмахерской и
столовой там же в здании на Лубянке, он вышел из тяжелых дверей на
площадь Дзержинского в своей старой форме, со своими старыми
документами, со своим старым чемоданчиком в руках и с направлением
в Управление кадров наркомата обороны.
Еще через 40 минут его по дружески принял инспектор по кадрам,
генерал-майор Бабанов Егор Валерьевич, оказавшийся старым знакомым
еще по службе в Средней Азии. Бабанов до слез обрадовал его,
сообщив, что «ветер переменился», и всех, кто уцелел, выпускают
либо за отсутствием состава преступления либо по амнистии. Сердечно
пообщавшись со старым сослуживцем, Серпилин получил направление на
обследование в Центральный госпиталь РККА. Спустя неделю, он был
признан годным к строевой, получил в наркомате зарплату за два
года, отпуск на 10 дней к семье в Одессу и путевку в санаторий в
Кисловодск на 24 дня.
После санатория, заполненного такими же, как он бывшими
лагерниками, а ныне снова командирами РККА, Павел Федорович снова
побывал у Бабанова и получил назначение командиром стрелкового
корпуса, дислоцированного в Бресте. Побывал в генштабе у другого
своего старого знакомца – заместителя начальника оперативного
отдела Генштаба Василевского, который обрисовал ему общую
обстановку и задачи вверенного стрелкового корпуса. И наконец,
удостоился приема у Главкома западного направления, высоко
взлетевшего за два года, генерал-полковника Жукова. С Жуковым лично
он ранее не встречался, но общие знакомые, конечно же, нашлись.
Несмотря на репутацию крайне жесткого человека, Главком обошелся с
ним вполне по-товарищески. Жуков еще раз обозначил ему задачи
корпуса, подчеркнув, чтоиспользование стрелкового соединения для
рассредоточенной обороны обширной территории предполья весьма
необычно и в типовых уставах не прописано, а потому требует
инициативы, самостоятельности и творческого подхода. Причем от
командиров всех уровней, начиная с командира взвода. Подчеркнув
особую важность задачи, которую должен решить корпус, отметив, что
Серпилина рекомендовали на эту должность их общие знакомые, именно
как самостоятельного и нестандартно мыслящего командира, Жуков
заключил, что очень надеется на Серпилина. Но, если к 30 апреля
корпус не будет полностью готов к выполнению задачи, то последуют
любые меры, вплоть до возвращения Серпилина в исходное состояние.
Он, Жуков, лично отвечает перед товарищем Сталиным, а Серпилин
точно также отвечает перед ним. Павел Федорович ответил, что
ситуацию понимает абсолютно, доверие или полностью оправдает или
застрелится сам.