— Хочешь, чтобы я им на растерзание Рэйя отдал? Отроки кулаками
махали, за лог выясняли право, а этот сученыш лежачего бить полез.
А теперь что? На растерзание им Рэя отдать?
— Ты не бузи, остынь, — примирительно произнёс староста. —
Герман до сих пор в себя не пришёл. Может и не придёт уже. Спит, не
ест и не пьёт. Если выживет — может, на том и разойдемся. А может
и... Может и сгинет. Тогда что-то решать надо.
— Сына не отдам, — сразу отрезал Лука.
— Ты, вроде, мужик рослый, умом вроде не обделен, а всё одно
меня за зверя держишь, — покачал головой Тобот. — Я бы и не взял
его в качестве виры, но ты понимать должен. Нам с Заозерными еще
жить и жить. Вопрос решать надо. Причем сейчас, пока ещё Герман
дышит.
— Если придумал чего — прямо говори. Я твоих речей не
понимаю.
Староста тяжело вздохнул, помолчал несколько секунд, но затем
произнёс:
— Я так думаю, надо Рэйю из наших земель уходить. Уходить далеко
так, чтобы никому неповадно было. Так и жизнь ему сохранишь, да и
спор сам собой на нет сойдёт.
Лука было вскинулся, но Тобот тут же указал на него пальцем.
— Крови между нами быть не должно! Сам знаешь, будем в ссоре —
зиму не протянем. Заозерные торг ведут с городищем, а нас туда на
порог не пустят. Если случись чего — без них голодом сидеть будем,
пухнуть. Я крови Рэйя лить не хочу, потому тебе дело предлагаю.
Уведем его с земель наших — оно само и уляжется.
— А кузнец ихний просто так забудет? — хмыкнул рыжебородый
мужик.
— Он не забудет, но слова против старосты не скажет. А с Глебом
мы уже обговорили это, — признался Тобот. — Так и крови литься не
будет, и спросить будет не с кого.
Лука набычился, но промолчал.
— Герман, если отойдет, розг получит за то, что на лежачего с
кулаками полез. А если нет, то уходить надо Рэйю. Через неделю
торжище будет — я мужиков подряжу. Доведем его и пристроить
попробуем. Если нет — в городище, на попечение городничему оставим.
С голоду не помрёт, и крыша над душой будет.
— Нужен ему больно малец неумеха...
— Если мы с Глебом в письмеце попросим за него — нужен будет.
Приглядит, пристроит, а там глядишь, и в люди выбьется.
Лука молчал.
Он всей душой болел за сына и кипел от несправедливости, но
ситуация диктовала свои правила. Либо отдать сына на растерзание
заозерским, либо отправить мальчишку одного в городище, где он ему
уже ничем помочь не сможет.