В этот момент в рубку ворвался разъяренный Геннадий Давыдов,
прокричав:
— Вы что тут творите, мать вашу!
Самойлов хотел ответить ему не менее грубо, но в этот момент все
его внимание поглотила перемена, произошедшая вокруг яхты. Волны,
тучи и сам воздух внезапно замерцали зеленым и начали переливаться.
Словно северное сияние, которое неоднократно видел Самойлов, служа
штурманом на ледоколе Севморпути, сразу после окончания училища,
спустилось с неба, окружив яхту своим переливчатым призрачным
светом. А по правому борту на расстоянии примерно тридцати
кабельтовых возник откуда-то и двигался параллельным курсом
неизвестный корабль, словно материализовавшись из пустоты. Давыдов
тоже осекся, уставившись туда же, куда и Самойлов. Судя по силуэту,
неизвестный корабль явно принадлежал военному флоту.
***
Эсминец «Вызывающий» вспарывал форштевнем штормовой океан, а
пенные валы все катились и катились ему навстречу, перекатываясь
под килем, отчего стальной корпус дрожал и поскрипывал. Впрочем,
это пугало лишь самых молодых матросов из экипажа. Все остальные
твердо знали, что корабль создан советскими конструкторами с учетом
самых сильных штормов, и запас прочности у него очень большой. Ведь
корабли этого типа рассчитывались для боевых походов в любых
погодных условиях. И при их проектировании
инженеры-кораблестроители учли опыт эксплуатации старых советских
эсминцев с недостаточно хорошей мореходностью. Новые эсминцы 56-го
проекта предназначались для охранения соединений от атак вражеских
кораблей и авиации противника, а также для разведки, для поддержки
десанта, для торпедных атак и артиллерийского боя, как на морских,
так и на океанских театрах военных действий.
Капитан второго ранга Павел Колесников, конечно, был горд тем,
что Родина доверила ему подобный корабль. Ведь ходили слухи, что на
строительстве подобных эсминцев настоял сам товарищ Сталин. И пусть
товарищ Сталин умер, но дело его живет, а флот, который он создал,
будет еще долго бороздить моря и океаны. Так, во всяком случае,
считал Колесников, который всегда уважал Сталина. Даже тогда, когда
самого Павла Петровича арестовали по доносу какой-то сволочи и
продержали два месяца в заключении. Было и такое в его жизни после
финской кампании. Но, все-таки разобрались, отпустили, восстановили
в должности и звании. Правда, из-за того случая по карьерной
лестнице его долго не продвигали. Но, потом военные заслуги
позволили вновь приобрести авторитет в глазах начальства. И, в
целом, все на службе сложилось неплохо, и не на что теперь было
жаловаться Павлу Петровичу. Словно бы судьба однажды просто
погрозила ему пальчиком, предупредив от каких-то ошибок.