Проходная комната напротив, как я уже
понял, была комнатой сестры.
Моя комната, которая шла за ней, сразу мне
понравилась.
Длинная и узкая, с одним окном, забранным
снаружи решёткой и выходящим на улицу, название которой я уже знал - Карла
Маркса. За окном был тротуар, отделённый от проезжей части забетонированной
узкой канавой («арык», вспомнил я очередное слово) и пологим травяным склоном.
Виднелось несколько голых по зимнему времени деревьев и желтоватая стена
длинного забора на другой стороне улицы.
В комнате, у окна, так, чтобы дневной свет
от него падал слева, стоял секретер и стул со спинкой. Напротив у другой стены,
- односпальная заправленная металлическая кровать с пружинной сеткой и матрасом
поверх неё. Далее – кресло зелёного цвета, точно такое же, как стоящие в
гостиной, и узкий одёжный шкаф. Над кроватью – узорчатый настенный ковёр. Слева
от ковра, прямо на побелённой штукатурке, красочно изображено дерево с листьями
и пятнистой корой. Берёза, вспомнил я название.
Что ж, спать я не хочу – выспался за пять
суток, есть тоже не хочу, чувствую себя нормально и даже хорошо.
Новая информация и впечатления,
поступающие в мозг сплошным потоком, не только усваиваются, как должно – быстро
и чётко, но и, словно расшевеливают, будят, заставляют работать слой за слоем
уже имеющиеся залежи.
Те, что относятся к мальчику Серёже
Ермолову, – быстрее; те, которые принадлежат Кемрару Гели, - медленнее.
Хотелось бы наоборот, но здесь я пока
ничего изменить не могу, будем довольствоваться тем, что есть.
Пойду-ка я на улицу, пожалуй, на разведку.
Квартиру в первом приближении изучил, теперь пора и город посмотреть.
Как мне уже известно, я нахожусь в Кушке –
самой южной точке СССР, на фронтире.
Практически вплотную к городу проходит
граница с Афганистаном, а севернее начинаются пески пустыни Каракумы. Я видел
их, когда ехал с мамой и сестрой на поезде.
Почему-то мне кажется, что это было не
очень давно. Возможно, несколько месяцев назад.
То есть, в Кушку моя семья перебралась
недавно? А где жили до этого? Смутно
припоминаются белые облака, плывущие над вершинами сосен, неширокая тихая
речка, лес… Потом узнаю, память подскажет.
Да, это не моя память, а мальчика Сергея
Ермолов. С другой стороны, уже моя. Потому что его воспоминания – это теперь и
мои воспоминания. И деваться мне некуда – нужно привыкать, что Сергей Ермолов –
это я. Привыкать крепко-накрепко. Так, наверное, привыкали к чужой личине
советские разведчики в Великую Отечественную войну (фильм «Щит и меч»,
подсказала мне память Сергея Ермолова, хорошо бы пересмотреть при случае уже
глазами Кемрара Гели).