Нет, никакого раздвоения личности я не
ощущал. Никто не стучался в моё сознание с криком: «Пусти, гад, ты занял моё
тело!», тут всё было в порядке. Но. Всегда есть «но», верно? А уж в моём
фантастическом случае – тем более.
Так что должен был пойти провожать. Как
Серёжа Ермолов. Должен. А дальше посмотрим.
Я благополучно довёл Ирку до Полтавских
ворот (так назывался южный въезд в Кушку, где сохранились каменные столбы, на
которых когда-то были навешаны широкие крепостные ворота). Мы болтали о
каких-то пустяках, я старался поддерживать разговор, даже пошутил раз-другой.
Уж не знаю, удачно или нет, но Ирка смеялась.
- Всё, - сказала она у ворот, забирая портфель.
– Дальше мы вместе не ходим, чтобы мама не заметила.
- Ага, - сказал я. – Мама, конечно, не
знает, что мы дружим.
- А мы дружим?
- А разве нет?
- Ну… можно, наверное, и так сказать, -
мне показалось, что в её голосе проскользнула нотка разочарования.
Быстро всё-таки взрослеют девочки. Гораздо
быстрее, чем мальчики.
Она медлила, словно ждала чего-то.
Ну ладно.
Я шагнул к Ирке, взял ладонями её лицо,
поцеловал в край сочных, красиво очерченных губ.
- Ты что? – прошептала она, широко
распахнув глаза. – Увидят же…
Оглянулась. Кроме нас, возле ворот никого
не было, включая котиков. Ни на той стороне, ни на этой. Даже дорога,
выложенная бетонными плитами, пустовала – ни одной машины.
- Пока, - я опустил руки шагнул назад. –
Увидимся в школе.
- Да, конечно, увидимся, - она коснулась
пальцами губ. – Серёжа?
- Что?
- Что с тобой? Ты… ты стал совсем другой
после… ну, после того, как тебя эта барбухайка афганская сбила. Я чувствую.
- Лучше или хуже? – улыбнулся я.
- Не знаю, - она покачала головой. –
Другой. Старше, что ли. И не только. Знаешь… - она помедлила, - давай ты пока
не будешь меня провожать.
О как, подумал я, такая маленькая, а уже
женщина. Нутром почуяла чужака. Мама не почуяла, сестра тоже, а она почуяла.
- Обиделась, что я тебя поцеловал? Больше
не буду, честное слово.
- Нет, не в этом дело. Просто…Просто давай
оставим всё это. На какое-то время.
- Не вижу препятствий, - сказал я. –
Оставим, значит, оставим.
- Вот опять, - сказала она.
- Что - опять?
- Ты сказал «не вижу препятствий». Раньше
ты никогда так не говорил.
Да, подумал я, прокол. Серёжа Ермолов так
не говорил. А вот Кемрар Гели говорил. Я просто сказал это по-русски. Хотя, что
значит – прокол? Впереди меня наверняка ждут гораздо более серьёзные проколы.
Что ж теперь, отказаться от грандиозных планов, которые уже начали понемногу
складываться в моей голове? Ни в коем случае. Иначе всё вообще не интересно, и
лучше бы я безвозвратно погиб там, на Гараде, в машине, спасая выскочивших на
дорогу детей.