Но я вернулся. Думаю, не просто так. Должна
быть какая-то цель у той силы, которая меня вернула, и думаю, это достойная
силгурда и человека цель.
- Что ж, раньше не говорил, теперь говорю.
Не вижу ничего странного.
- А походка?
- Что – походка?
- У тебя походка стала другая. Раньше ты
ходил так, - она ссутулилась, вразвалочку, косолапя, прошлась туда-сюда. – А
теперь так, - распрямила плечи, выровняла спину, и чуть ли не протанцевала по
тротуару.
- Думаю, моторика изменилась после травмы,
- сказал я. – Наверное, так бывает. Не знаю, я не врач.
- Моторика… - повторила она. – Слово-то
какое. Ладно, я пошла.
- Пока, - сказал я.
Постоял, посмотрел ей вслед (красивая
походка и обещает стать ещё лучше через год-другой), развернулся и отправился
домой.
Рваный вышел из кустов, когда я срезал
дорогу через аллею, ведущую к гарнизонному Дому офицеров. Я заметил его
издалека, но продолжал идти, как шёл.
Он преградил мне путь.
Всё та же кепочка набекрень, мятые
коричневатые штаны, пыльные туфли со сбитыми каблуками, и полотняная серая
куртка поверх застиранной рубашки. Под кепкой - неприятная ухмылка на тёмном
лице, болотный взгляд, и окурок в углу толстых рыхлых губ.
- Давно не виделись, - сказал он.
- Угу, - я остановился. - Отойди, мешаешь
пройти.
- Да что ты говоришь? Ай-яй-яй, как я мог…
Он думал, что бьёт быстро. На самом деле –
очень медленно. Его правая рука сначала пошла назад в замахе, потом вперёд по
широкой дуге. Даже без перехода в орни
я видел, что кулак плохо сжат. Плохо и неправильно. Если и попадёт, то выбьет
себе палец.
Но он, конечно, не попал.
Я ушёл нырком, легко и красиво, и тут же
ударил правой снизу в солнечное сплетение. Резко, коротко, сильно, помогая
бедром и телом.
Рваный хекнул, пытая втянуть в себя
воздух, и замер с выпученными глазами.
Я сделал шаг назад и добавил носком
ботинка в пах.
- Тля… - прохрипел Рваный и присел,
схватившись за промежность.
Шаг вперёд и ладонями - по ушам.
Рваный вскрикнул и завалился на бок.
Я перешагнул через него и пошёл домой.