Случись это десятью-двенадцатью годами раньше, Лиза начала бы заикаться и писаться в постель. Пять-семь лет назад она решила бы, что, раз ЭТО произошло именно с ней, то вселенная устроена несправедливо, принялась бы писать депресснючие стихи и с очень большой вероятностью тоже стала бы заикаться и писаться в постель. Но родители начали регулярно собачиться в ту пору, когда она стала уже достаточно взрослой девицей, чтобы знать: большие тоже совершают ошибки, и её родители — увы и ах, не боги, разумные, всемогущие и всеблагие.
Если что и напрягало её в бракоразводной эпопее, так это последствия, а именно — размен квартиры и переезд из не очень богатого, но приличного района на непрестижную окраину. Результатом чего стала, в свою очередь, необходимость ездить через весь город в «родную» гимназию. Сперва Лиза решила, что она не будет в последний год менять место учёбы, и мать её в этом поддержала. Но, помотавшись на трёх видах транспорта, когда каждый день только на дорогу туда и обратно уходило пять часов, Лиза психанула и твёрдо заявила, что переходит в местную школу. Контингент и уровень преподавания там, правда, не гимназический, но зато не придётся тратить время на дорогу — школу видно с балкона. К тому же последние полгода в одиннадцатом классе — это не учёба, а времяпрепровождение перед ЕГЭ, а уж ЕГЭ она со своим гимназическим заделом сдаст отлично.
То, что контингент не гимназический, Лиза убедилась с первых минут пребывания в этом милом зверинце. М-да, здесь надо будет сразу показать зубы, как только её захотят испытать на прочность. Быдло спинным мозгом чувствует чужую слабость, а в слабаках видит добычу.
Надо сказать, её «родная» гимназия с весёлым названием «Эврика» меньше всего напоминала страну эльфов и розовых пони. К выпускному классу в параллели осталось не больше десятка девственниц, считая саму Лизу. Недоброжелатели шептались, что причина в стервозном характере и завышенных требованиях, сами же чистые девы, посмеиваясь, говорили, что неуверенные в себе мальчики боятся умных и красивых девушек, а поэтому страшненькие и заурядные быстрее расстаются с невинностью, хотя по логике должно быть наоборот. Нецелованных юношей, судя по всему, было побольше, хотя и говорят, что никто не умрёт девственником — жизнь поимеет всех… Между тем, господа гимназисты рвались во взрослую жизнь, и особо торопливые ломились в неё с чёрного хода (гусары, ма-алчать!). Один парень, сын депутата, прямо с уроков уехал на пятёрку за торговлю наркотиками. Не помогло ни малолетство, ни заступничество папеньки. Ещё двое входили в нацистскую банду, и, хотя они на тот момент ещё не сели, о них ходили очень неприятные слухи, большинство которых позднее подтвердилось (на каждом из «мальчиков» было по две-три «тушки, исполненных в одно лицо»). Но всё равно, на гимназическом обществе лежал отпечаток элитарности, и окунаться после этого в массу простых людей было не в кайф.