Через несколько часов из штабов нижестоящих подразделений в штаб
армии посыпались панические запросы: искали своих командиров. А
несколько позже начались недоуменные вопросы сверху – начальство
интересовалось, почему Клейст столь внезапно перестал выходить на
связь. Только к вечеру растерянный до полной потери
сообразительности командир роты охраны гауптман Вернер подал рапорт
в штаб группы армий, сообщив о нападение вражеских диверсантов.
Указать страшные подробности и приложить список потерь гауптман
побоялся. Уже ночью из штаба, окруженный почти батальоном охраны,
приехал с проверкой сам Федор фон Бок, решивший на месте
разобраться в происшествии. Масштаб потерь настолько потряс
престарелого фельдмаршала, что у него случился легкий обморок.
Утром сопровождающие командующего офицеры составили (и подписали)
рапорт в штаб ОКХ, назвав инцидент «Нервным срывом
генерал-полковника Клейста, вызванного переутомлением». При этом
основные потери списали на «налет вражеской авиации и последующее
нападение диверсантов», разделив произошедшее на две части. Вроде
как сначала была бомбардировка, потом атака диверсантов, и
несколько позднее «переутомленный» Клейст добил немногих
уцелевших.
Руководство ОКХ тоже было поражено масштабом постигшего штаб 1-й
танковой армии бедствия, но, в целом, там предпочли решать второй
известный вопрос «Что делать?», а не обсасывать во всех
подробностях «Кто виноват?» Командование танковой армией предложили
принять Гудериану, находящемуся в резерве Главного командования.
«Быстроногий Гейнц», оправдывая свое прозвище, прибыл в Харьков уже
на следующий день во главе наспех сформированного личного
штаба.
Однако, через некоторое время «правдивая версия» событий
подверглась критике со стороны самого фюрера. Оказалось, что
единственным уцелевшим из руководства штаба первой танковой армии
стал оберштурмбанфюрер Генрих Айзенштайн, возглавлявший армейский
отдел гестапо. Офицеры Вермахта, будучи спаянной кастой, вообще
редко приглашали его на совместные совещания, чураясь черного
мундира. Не пригласили и в тот раз, от чего оберштурмбанфюрер впал
в черную меланхолию, пытаясь излечить ее старым проверенным
способом – коньяком, одновременно лелея планы страшного отмщения,
обещая самому себе, что первый же промах этих снобов из Вермахта
станет для них последним. И потому пьяный Генрих громко смеялся
почти пять минут, узнав, что последним для генералов и офицеров
Вермахта стали не промахи, а попадания…