Стрельцов, слушая своего начштаба довольно кивал. Ведь может
когда хочет, паршивец! Может, но видать не всегда понимает, чего от
него хотят! Но тут поймешь, как же, когда в каждом втором бою
погибает большая часть офицерья, идущая в сражение в первых рядах!
Каков был боевой опыт у Волконского и у остальных офицеров его
штаба оставалось только догадываться! Саша устало выдохнул. Ну хоть
так, повезло, что его начштаба был Волконский, а не какой-нибудь
молокосос, только вчера окончивший военные курсы!
- Принял, товарищ полковник, эс-ка.
Не дожидаясь пока Василий Тихонович на том конце что-нибудь
ответит, Саша передал рацию Горбачеву, повторив свои мысли
вслух.
- Могут Горби, могут, когда захотят!
Связист покосился на него, но промолчал, а Саша откинулся на
спинку своей сидушки. Он было хотел попросить Владимира соединить
его с полковым комиссаром Подпориновым, чтобы узнать каково
настроение солдат перед важным боем, но передумал. Совсем не
обязательно было показывать Ивану Алексеевичу неуверенность в
собственных силах. Признаться, он не успел познакомиться с полковым
комиссаром лично, но судя по отзывам штаба, это был еще тот
прохвост. Не хотелось портить себе настроение накануне важной
битвы. Тем более, раз Василий Тихонович говорил, что нужная работа
проведена, никаких оснований не верить начальнику штаба у Саши не
было. Он закрыл глаза, желая собраться в кучу и выбросить из головы
ненужные мысли. На носу повисло самое важное сражение. Оставалось
понять, правильно ли они рассчитали с Максом расклад и не было ли
допущено где-то ошибки…
Старший лейтенант Остапенко внимательно осматривал
простиравшийся перед ним ровный – очень ровный луг, кое-где уже
покрытый молоденькой травкой. Ночь была темной хоть выколи глаз.
Звезды и луна спрятались за непроглядными тучами. Стояла духота,
поднялась пыль и можно было смело забыть о дневных чаяниях на
ночную прохладу. Нет уж, ночка предстояла не лучше дня, да еще и
видимость была не многим лучше, чем в темной комнате.
Где-то слева грохотала канонада. Уже довольно давно: не менее
полутора часов. Хлесткие удары дивизионных «уэсвэшек» переплетались
с харкающим кашлем разрывов немецких гаубичных снарядов. До
двадцать первого танкового корпуса успел докатиться слух, что
одновременно с прорывом третьего моторизированного корпуса немцев,
гитлеровцы атаковали восточнее и теперь встретились с частями
девятой армии у небольшого, но стратегически важного села
Долгенькое. Как же хотелось оказаться рядом с незнакомыми ребятами
из девятой армии, которые яростно и отчаянно оборонялись от
наступавших фрицев в тяжелом бою, но здесь, под Барвенково двадцать
первый танковый корпус ждал не менее сложный бой. Остапенко хорошо
помнил налитое багровой кровью лицо полковника Пушкарева, его
стиснутые кулаки и хрипловатый голос: «Вы должны держаться до
последнего, старший лейтенант! Огонь откроете только – слышите?! –
только когда противник подойдет практически на пистолетный выстрел!
Чтобы не происходило вокруг – только в упор! Иначе…»