Полковник нырнул обратно в танк и буквально накинулся на
Горбачева.
- Вова, почему они не отступают, дублируй отступление!
Горби замялся, но ничего не ответил, а Саша схватился руками за
голову. С артиллеристами не было связи в этом бою. А между тем
никто из них не собирался выполнять данный по корпусу приказ
отступать при сближении «панцерей», когда сдержать немца не
останется ни единого шанса. Солдаты Красной армии не хотели
показывать врагу спины, когда как немцы не останавливались и как
умалишенные перли на зенитно-артиллерийские заставы, решив перебить
засевших в окопах советских солдат, чтобы овладеть заслуженными
трофеями в виде смертоносных пушек. Пушкарев раздосадовано врезал
себя ладонью по лбу. Как-то помочь артиллеристам он не мог, любое
бездумное действие ставило крест на всем плане. Но терять
храбрецов, которые так отчаянно сражались за каждый сантиметр
родной земли… От осознания этого на душе становилось больно. Он
стиснул кулаки, чувствуя, как давно не стриженные ногти впиваются в
ладони и оставляют на коже кровоподтеки.
Чертяки, фрицев было слишком много, без малого две сотни
бронемашин в большинстве своем новеньких «панцерей» против неполной
сотни «бывалых» машин двадцать первого танкового корпуса… Встречать
четырнадцатую дивизию Вермахта лобовой атакой казалось полным
безумием, без помощи корпуса Кузнецова Красную армию ждал разгром.
Саня это знал и понимал на какие жертвы придется идти, чтобы
завладеть инициативой в этом бою, но другого варианта сдержать
напирающего врага до прихода подкрепления попросту не было. В этот
момент на его руке буквально повис Горбачев, который держал в руках
рацию.
- Товарищ полковник, тарищ полковник, Подпоринов на линии!
Срочно! Вам бы лучше ответить поскорее – голос связиста дрожал.
Горбачев не хуже Пушкарева понимал, что происходит на поле боя и
был бледен как полотно. Пискнула рация и Горбачев мгновенно
установил соединение. На линии действительно оказался Иван
Алексеевич, который минуя приветствия заорал в рацию так, что на
миг Саше показалось, что полковой комиссар перекрикивает шум
артиллерийской канонады.
- Ты чего вытворяешь, Пушкарев? Погубить нас решил, так-с, сукин
ты сын? Ребят хоронишь? – кричал Подпоринов, срываясь на поросячий
визг и даже не дожидаясь ответа продолжал. – Где танки, чтоб тебя?
Хочешь, чтобы прорвали линию к ебени матери?!