Распрямился… и застыл в ужасе. В отражении я увидел за собой
тень. Сгусток темноты, заполнивший самый тëмный угол ванной
комнаты. Он пульсировал, то сжимаясь, то расширяясь, менял форму.
Но хуже всего было то, что от него ко мне тянулись подвижные,
змееподобные отростки.
«Лжец. Лжец. Лжец», – пульсировало в ушах.
И я не знал, что с этим делать. Ледяная волна пронеслась по
спине и покрыла мурашками кожу. Я зажмурился и изо всех сил молил
Бога, чтобы всё это оказалось лишь галюцинацией.
А когда открыл глаза вновь, ванная в отражении обрела привычный
вид. Обычная темнота в углу, тусклый полумрак у двери и тëмные
силуэты душевой кабины, стиральной машины, полок.
Я поспешил уйти и плотно закрыл за собой дверь. Тревога
заставляла сердце учащëнно биться. Никогда раньше я не видел
галлюцинаций, так что первое знакомство мне совсем не понравилось.
И очень хотелось, чтобы оно стало последним.
Ночью я долго не мог уснуть. Беспокойно ворочался, тщетно
пытаясь забыть про странное видение, и перебирал по кругу сотни
причин его появления. Боялся, что это симптом какой-то страшной
болезни, и если поначалу выбор метался между банальным стрессом и
сотрясением мозга, то уже к двум часам после полуночи я пришёл к
выводу, что всё дело в шизофрении. Буквально чувствовал, как
стремительно истачивает моё сознание червь паранойи, как тот
подобно трутню вгрызается в основы здравого рассудка, и уже совсем
скоро безумие захлестнёт меня с головой.
К трём часам я так утомился от переживаний, что меня охватило
безразличие. Какая разница, если всё равно я с этим ничего не могу
сделать? И сон наконец унёс в дебри кошмаров. А утром всё
показалось таким мелким и не стоящим внимания, что я и вовсе
оставил видение на запылённых полках памяти, между алкогольными
похождениями и гриппозным бредом.
Мне предстоял долгий путь до мест, где я провёл лучшие месяцы
жизни, и ностальгия заранее начала пульсировать в груди томительным
предвкушением. Я отправлялся туда, где всё было до умиления просто,
а незначительные проблемы представлялись невообразимым испытанием.
Вечным тогда казалось всё: и дружба, и вражда, а уж какой любовь
была чистой и страстной… Ни в одном языке мира не найдётся слов,
чтобы описать, как обжигал счастьем первый поцелуй, и почему ради
одного лишь взгляда пятнадцатилетней девчушки нарушал все
запреты.