Еще на ходу, возвращаясь, Бекас принял решение, что так просто
этого не отпустит и волкам этим в тайге больше не жить.
***
Обычным, нерушимым порядком проплывала в космосе планета Земля,
свершая предначертанное ей обращение: ночи сменялись днями, приливы
отливами, горькое время отчаяния сменялось временами надежд, вслед
каждой зиме приходила своя весна. И наступила в Москве она —
долгожданная поздняя. Весь март — то ясно на небе, то снег, а порой
и метель. Подтаявшие почерневшие от солнца сугробы в который раз по
новой заметало мягким, пушистым белым саваном. Не сдавалась зима до
самого начала апреля. Наконец, не выдержала напора времени перемен,
затрещала льдами по берегам реки, носящей одно название с больши́м
городом; нагромоздила торосы у кромки воды, да не удержала их; и
понесла, понесла, понесла, отправила тающие льдины вниз по течению
через город, где река не замерзала и в двадцатиградусные морозы, а
только схватывалась тонким ледяным стеклом изредка и
ненадолго.
Большой город всё тот же, всё у него на прежнем месте, как
и было зимой. Тот же, да и не тот: стал он шумным, стал суетливым.
Всё чаше можно встретить на его улицах улыбку прохожего, идущего
навстречу. Светлее стали лица, случайные взгляды прохожих теплее.
Ещё совсем недавно из-под поднятых воротников были так холодны они.
И казалось, что можно запросто спросить у любого тебе неизвестного
так вот запросто: «Ну, как дела?». Что совершенно невозможно было
представить себе зимой. А он, этот тебе неизвестный прохожий,
улыбнётся и скажет в ответ что-то доброе.
На площади памятник. Бронзовый конь боевой бьёт копытом.
Ни тени улыбки на княжеском лике. Серьёзен он и суров. Крепко сидит
на коне он в седле. Щит на плече, меч у пояса. Правую длань
простирает он перед собой, говоря: «Здесь быть граду великому!»
Надпись на постаменте гласит: «Основателю».
У подножия памятника маленькая сухая старушка, сама
похожая на птичку, кормила голубей, кидала им хлопья овсянки на
мокрый апрельский асфальт. Голуби навели суету, сновали наперегонки
в разные стороны от одной упавшей крошки к другой, жадно
склёвывали, а если рядом проходит кто-то близко, встревоженные, на
мгновение поднимались они невысоко в воздух и возвращались к ногам
старушки.
«Эхе-хех!» — недовольно вздохнула старушка и проводила
недобрым взглядом молодую женщину, которая прошлась прямо через
стайку голубей, не замечая как будто ничего перед собой. Это
заставило птиц вспорхнуть — всех до единой и подняться
высоко-высоко над асфальтом, под самую руку бронзового
князя.