Графиня практически не отличалась от
своего отражения в Новых мирах. Совершенная подтянутая фигура,
широкоскулое, словно выточенное гениальным скульптором лицо
скандинавского типа, на котором блестели огромные голубые глаза.
Вот только сейчас в них отсутствовал магический зеленый отсвет,
постоянно мерцавший в Атлантиде — и к которому я уже успел
привыкнуть. Зато зеленым — оттенка спелой майской листвы — было ее
платье, под которым, судя по соблазнительно упругому вздрагиванию
полушарий груди, больше ничего не было.
Ребекке удавалось сохранять
невозмутимой вид, но я отчетливо ощущал ее сильное волнение. Едва
наклонив голову, она с поистине кошачьей грацией сделала несколько
шагов навстречу и посмотрела на комок жидкого пламени в моей
ладони. Поднявшись, я вдруг ощутил исходящий от Ребекки
сдерживаемых страх. Она то и дело пыталась заглянуть мне в глаза,
постоянно сталкиваясь со своим отражением в солнцезащитных
стрелковых очках. Ткань платья на груди аритмично колыхнулась —
Ребекка уже настолько испугалась моего молчания, что у нее сбилось
дыхание. Впрочем, если бы я не умел ощущать чужие эмоции, по ее
виду этого было бы не определить — внешне графиня Аренберг
сохраняла абсолютное спокойствие.
Переведя взгляд на огненный шар, я
начал понемногу складывать ладонь. Сразу ощутил легкое, едва
болезненное покалывание; стоило же только прикоснуться к жидкому
пламени, как оно само потянулось к ладони, облипая кожу
притяжением. Кисть, по ощущениям, словно погрузилась в
комфортно-теплую воду, которая постепенно становилась все горячее.
Сильнее, еще сильнее — и вот уже будто бы закипая.
С напряжением я шумно вдохнул через
стиснутые зубы — губы моментально ссохлись, как от сильной жажды.
Преодолевая себя, чувствуя, как искажается лицо в гримасе боли, все
сильнее сжимал одеревеневшие, ставшие непослушными пальцы. Я
зажмурился – по ощущениям кисть уже словно варилась в кипятке,
пластами слезала кожа, с костей отходило мясо, а сами суставы
плавились в чудовищном жаре. В тот момент, когда все пламя исчезло,
руку до самого локтя пронзила чудовищная боль — из пустой глазницы
хлынули слезы. Сам я согнулся, прижимая к груди и баюкая правую
ладонь, не сдержав мучительного стона.
Жжение быстро перешло в плечо —
словно под кожу закачали раскаленного металла —но, постепенно
растекаясь по всему телу, зачерпнутая энергия остывала. Шумно
вдохнув, словно сдерживаясь на той грани, когда в глазах темнеет от
недостатка кислорода, я принялся дышать глубоко и часто. Хотя
проделывал подобное уже не в первый раз — открыв глаза, с опаской
взглянул на правую кисть. Судя по пережитым ощущениям, ниже локтя
должен был находиться обугленный обрубок — но с рукой все было в
порядке, — более того, исчезла даже черточка недавней царапины.