Похоронили Анну на евангелическо-лютеранском кладбище в Немецкой
слободе. Она умерла в родной Немецкой слободе, на руках больной
старухи-матери и пастора.
- Барон, у неё же были дети? – потёрла лоб императрица, пытаясь
вспомнить их судьбу.
- Да у Анны было… Есть. У Анны есть трое детей от разных мужчин.
Один первый от Петра. Его зовут Яков. Второй от Кёнигсегга и третий
от моего дяди. Этот мальчик сейчас у меня в имении, я воспитываю
его как своего сына. Про Якова я точно знаю, что Пётр при жизни ещё
на просьбу Анны о сыне наложил резолюцию, она нашлась среди бумаг
мне доставшихся: "Сего Немцова сына Якова отправить в учебу
морскому делу в Голландию, пансион и догляд надлежащий обеспечить".
А про ребёнка Франца Кёнигсегга ничего не известно, должно быть
умер или умерла в младенчестве.
- Могу и я продолжить эту историю, – вытирая руки салфеткой,
вновь напомнила о себе Екатерина Ивановна. – Свидетелем этой
истории я была лично. В 1724 году, за год примерно до своей смерти
дядя казнил брата Анны Монс – Виллима – за любовную связь с
императрицей Екатериной I. По бумагам Тайной канцелярии он был
осужден за взяточничество и кражу госимущества. Правда, в них не
говорилось, какое государственное имущество украл у Петра Виллим
Монс.
Екатерина любила быть в обществе камергера Монса, и однажды Пётр
Алексеевич застал ее с ним. Форма обхождения Монса с императрицей,
наверное, выходила за пределы того почтения, которым мужчина был
обязан своей повелительнице оказывать. В противном случае монарха
не могло бы удивить то обстоятельство, что он встретил услужливого
камергера в комнате своей супруги. Монс был обезглавлен, и
императрица должна была присутствовать при его казни.
- Яков Немцов? – сделал правильный вывод из услышанного Брехт. –
Анхен, вели пожалуйста сыскать этого человека.

Событие четвёртое
Взятка уничтожает преграды и сокращает расстояния, она
делает сердце чиновника доступным для обывательских
невзгод.
Михаил Салтыков-Щедрин
Если бы у нас были ружья, то мы бы завоевали всю Европу, правда
мы ещё и стрелять не умеем.
Бирон ровно неделю уже занимался с будущими преподавателями
стрелковой подготовки в полках. По-разному выходило. Преподаватель
и снайпер разные люди. Преподаватель – чаще всего экстраверт, а
снайпер – интроверт. В этом Брехт убедился уже, и теперь просто
номер отбывал. Не знал, что и делать. Он три дня учил людей делать
поправку на ветер, на притяжение пули к воде, если стреляют через
реку или в море, на притяжение земли, просто, при стрельбе на
дальние дистанции. Учил удерживать ружьё или штуцер ещё несколько
секунд в прежнем положении после нажатия на спусковой крючок. Ни о
каких снайперских премудростях, типа лёжки или маскировки и речи не
было. Первоначально ведь другая задача стояла. Нужно перед тем, как
снайперов воспитывать просто научить солдат в огромной российской
армии стрелять куда нужно, а не куда получится.