– Из ваших уст это комплимент, –
усмехнулся я.
– Нельзя недооценивать противника, –
Котенок смотрел на меня сквозь затемненные стекла очков.
– Ваших рук дело? – я указал большим
пальцем себе за спину, примерно туда, где на свежем номере был
приклеен подпольный листок.
– О чем вы? – диссидент оскалился,
словно строптивая лошадь перед тем, как укусить незадачливого
ездока.
– Я о самопальном воззвании.
– А я ничего не палил…
Нашей намечающейся перепалке помешал
скрип тормозов милицейского «лунохода». Из машины, хлопая дверцами,
вышли патрульные в длинных зимних шинелях и меховых ушанках. Форма
неудобная, но все еще вызывающая уважение перед органами.
– Котенок, пройдемте, – угрожающим
тоном произнес старшина.
– Что? – диссидент растерянно
повернулся к нему. – Уже прямо так? Просто? Даже ничего не
предъявите?
Котенок, похоже, снова ломал комедию,
привлекая всеобщее внимание. Главное, чтобы милиционеры не
сорвались на нем, потому что тогда они потерпят фиаско.
Задержать-то его задержат, вот только со стороны это будет казаться
произволом.
– Вы подозреваетесь в незаконной
агитации против советского строя, – в голосе старшины сквозило
раздражение, но он держался. – К нам поступил сигнал, мы обязаны
отреагировать…
– Чего? – взгляд Котенка упал на
газету в собственных руках, потом он близоруко прищурился, глядя на
стенд позади меня.
– Пройдемте, пожалуйста, добровольно,
– милиционеры встали по бокам диссидента. – Давайте не будем
усложнять.
– Дайте мне посмотреть! – от голоса
Котенка заложило уши, словно кто-то скребнул металлом по
стеклу.
Он рванулся к стенду, патрульные от
неожиданности выпустили его. Вот только худощавый диссидент и не
думал удирать. Уткнулся носом в машинописную листовку, пробежался
по тексту, развернулся с перекошенным лицом.
– Это не я! – проскрипел он, глядя
попеременно то на меня, то на милиционеров.
– Разберемся, – уже более благодушно
сказал старшина. – Пройдемте.
Двое рослых патрульных аккуратно, но
уверенно схватили Котенка под руки и повели к «луноходу». Диссидент
не сопротивлялся, лишь задержал на мне взгляд и отрывисто
проговорил, задыхаясь от возмущения:
– Кашеваров, это не я! Я за честную
борьбу! Ты мне веришь, Кашеваров?
– Бодрее идем, Котенок! – старшина
чуть повысил голос, и диссидент понуро побрел к машине.