- Ну и что?
- А то! Сегодня не до этого, а завтра начинаем в другие миры
ходить. И оставаться там, пока сами не очнемся.
- А не опасно? Час-два проваляться в неизвестном мире. И на
помощь не прийти. А если там чужие появятся?
- Положим, отшугнуть чужих мы можем. Пистолеты есть. Можно и
камнями. А на всякий пожарный обмотаем веревками тело первого, кто
туда пойдет, а когда опасность появится, вытащим обратно.
- Думаешь, получится?
- Попытка - не пытка, - Ромка запнулся, смутившись. Что-то он
сказал не то, учитывая, как досталось Артуро в тюрьме.
Но продолжить разговор не получилось - раздался звук отпираемой
двери. Дядя Володя явился. Точно, он. Стоит на пороге комнаты и
смотрит злобно.
- Ты где шлялся, щенок? А это кто? Вон отсюда. А с тобой я
разберусь, крутым себя возомнил. Твоего пахана арестовали, никто
теперь тебя защищать не будет. Вы, двое, быстро убрались отсюда. Я
кому сказал?
- Дядя Володя, ты не шуми. Уймись, - Ромка ответил немного
нервно, но все же сохраняя спокойствие в голосе.
- Что, щенок?
Отчим, набычившись, шагнул вперед и застыл. В лицо ему было
что-то нацелено. Оружие неизвестной конструкции, но все равно -
оружие.
- Я ведь стрельну, - тихо, но внятно произнес Ромка, и отчим
понял, что тот и в самом деле выстрелит. - Это моя комната. Мамы. И
ты в нее больше заходить не будешь. А это мои друзья. Мои! Друзья!
Артуро будет жить здесь. А если в ментовку побежишь, то учти -
Дудка не один был. И не всех арестовали. У меня своя жизнь. И ты в
нее не вмешивайся. А надо будет - я ведь и выстрелю, я теперь могу.
Иди, дядя Володя, к себе. Пива выпей.
Отчим попытался что-то сказать, но вместо звука из горла
вырвались несколько хрипов. Потом он повернулся и вышел из
комнаты.
- Ром, ты бы стрельнул? - Сенька явно был не в своей
тарелке.
- Не знаю. Может быть, и выстрелил бы. В ногу. Сень, после того,
что я видел, я немного изменился. Раньше, когда все это завертелось
- с пультом, с Дудкой, деньги большие замаячили, я немного с
катушек слетел. Красивой жизни захотелось. Квартиру купить, гулять,
с девочками там. Ну, после серой жизни и без каких-либо просветов в
будущем... Но теперь во мне что-то изменилось. Я ведь сегодня людей
убил. Много. И ведь не жалею. А когда стрелял, мне даже нравилось.
Нет, не убивать, а мстить, что ли. За ту гадскую жизнь, что эти
жандармы охраняют и сами устраивают. Понимаешь? Я теперь не смогу
жить по-прежнему. Дай мне миллион, даже десять, все равно не смогу
забыть. Не смогу им простить. Понимаю, что могу вляпаться. Попадусь
или пулю схлопочу. Но иначе уже не смогу. У меня теперь постоянно
перед глазами эти пацаны. Ваня. За что его?