Меня реально зовут Леха Громов. Это – правда. А вот все
остальное – лютая дичь.
Буквально минут десять назад я шёл домой. Спокойно шел. Никого
не трогал. Район у нас новый и со всех сторон, как грибы, растут
эти чертовы стройки. Я обычно выбираю нормальную дорогу, в обход,
но сегодня поперся напрямки.
Потом был крик сверху, летящая хреновина, сильно похожая на
кирпич, и удар по голове. А вот что происходит сейчас, я не понимаю
совсем.
Странное место, странные люди и я тоже какой-то странный.
Опустил голову, посмотрел на свою одежду. Свою... Да нет. Одежда
тоже не моя. Я такое никогда не надел бы.
– Лех, ну ты хоть что-то скажешь? – Серёга, обладатель говорящей
руки, не поднимаясь во весь рост, так же, на корточках, сдал задом
к нам с Тимоном, а потом снова уставился на меня. – Ты, ядрён
патрон, старший опер. Не в том смысле, что с тебя спрос. Но
е-мое... Леха Громов – легенда отдела. Как мы в такую жопу по самые
гланды вхерачились... Тебя чуйка никогда не подводила.
Я бы с удовольствием ответил Сереге. И Тимону с удовольствием
задал бы парочку вопросов. Хотя, почему парочку? Очень до хрена
имелось этих вопросов. Вот только есть одно немаловажное "но".
Да, меня действительно зовут Леха Громов. Это несомненно. Дальше
– информация, которой владею я, и то, что говорят Тимон с Серёгой,
сильно не совпадает.
Попытался отвлечься от оперов, если они, конечно, реально опера,
и сосредоточиться на своих внутренних ощущениях. Вроде бы я –
бывший военный. Прям знаю это точно. На уровне подсознания. Думаю
об армии и чувствую, под кожей она у меня, в печёнке.
Все. А больше мне ни черта не известно. Потому что сидел я
сейчас в этом грязном снегу рядом с двумя незнакомыми мужиками и
отчётливо понимал.... Не помню. Не помню, что было раньше. Вообще.
Знаю, что служил, но не помню, где. Знаю, что шел домой, но не
помню, где этот дом. Знаю, что живу в Российской Федерации, но не
помню, как живу.
Прекрасно осознаю себя. Человек я, прямо скажем, не очень.
Психануть могу на ровном месте. В зубы дать. Потом вряд ли буду
извиняться.
Жена была. Во время очередной командировки сбежала к маме. К
своей, естественно, маме. Моей уже лет пять в живых нет. Записку
оставила, мол, сил нет у нее терпеть мою службу. Чего она там
терпела, так и не понял. Как бабло на карточку капало, что ли? Вот
уж действительно невыносимая боль.